Артур Дойль - Шерлок Холмс и доктор Ватсон

– Такая беда! – воскликнул он, сдавливая пальцами виски.

– Что случилось?

– Блессингтон покончил с собой.

Холмс присвистнул.

– Да, этой ночью он повесился.

Мы вошли, и доктор повел нас в комнату, которая по виду была его приемной.

– Я даже не соображаю, что делаю, – говорил он. – Полиция уже наверху. Я потрясен до глубины души.

– Когда вы узнали об этом?

– Каждый день рано утром ему относили чашку чая. Горничная вошла примерно в семь, и несчастный уже висел посередине комнаты. Он привязал веревку к крюку, на котором обычно висела тяжелая лампа, и спрыгнул с того самого сундука, что показал нам вчера.

Холмс стоял, глубоко задумавшись.

– С вашего позволения, – сказал он наконец, – я бы поднялся наверх и взглянул на все сам.

Мы оба в сопровождении доктора пошли наверх.

За дверью спальни нас ожидало ужасное зрелище. Я уже говорил о том впечатлении дряблости, которое производил этот Блессингтон. Теперь, когда он висел на крюке, оно еще усилилось. В лице не осталось почти ничего человеческого. Шея вытянулась, как у ощипанной курицы, и по контрасту с ней тело казалось еще более тучным и неестественным. На нем была лишь длинная ночная рубаха, из-под которой окоченело торчали распухшие лодыжки и нескладные ступни. Рядом стоял щеголеватый инспектор, делавший заметки в записной книжке.

– А, мистер Холмс, – сказал он, когда мой друг вошел. – Рад видеть вас.

– Доброе утро, Лэннер, – откликнулся Холмс. – Надеюсь, вы не против моего вмешательства. Вы уже слышали о событиях, предшествовавших этому происшествию?

– Да, кое-что слышал.

– Ну, и каково ваше мнение?

– Насколько я могу судить, Блессингтон обезумел от страха. Посмотрите на постель – он провел беспокойную ночь. Вот довольно глубокий отпечаток его тела. Вы знаете, что самоубийства чаще всего совершаются часов в пять утра. Примерно в это время он и повесился. И, наверно, заранее все обдумал.

– Судя по тому, как затвердели его мышцы, он умер часа три назад, – сказал я.

– Что-нибудь особенное в комнате обнаружили? – спросил Холмс.

– Нашли на подставке для умывальника отвертку и несколько винтов. И ночью здесь, видно, много курили. Вот четыре сигарных окурка, которые я подобрал в камине.

– Г-м! – произнес Холмс. – Нашли вы его мундштук?

– Нет.

– А портсигар?

– Да, он был у него в кармане пальто.

Холмс открыл портсигар и понюхал единственную оставшуюся в нем сигару.

– Это гаванская сигара, а это окурки сигар особого сорта, который импортируется голландцами из их ост-индских колоний. Их обычно заворачивают в солому, как вы знаете, и они потоньше и подлиннее, чем сигары других сортов.

Он взял четыре окурка и стал рассматривать их в свою карманную лупу.

– Две сигары выкурены через мундштук, а две просто так, – продолжал он. – Две были обрезаны не очень острым ножом, а концы двух других – откушены набором великолепных зубов. Это не самоубийство, мастер Лэннер. Это тщательно продуманное и хладнокровно совершенное убийство.

– Не может быть! – воскликнул инспектор.

– Почему же это не может быть?

– А зачем убивать человека таким неудобным способом – вешать?

– Вот это мы и должны узнать.

– Как убийцы могли проникнуть сюда?

– Через парадную дверь.

– Но она была заперта на засов.

– Ее заперли после того, как они вошли.

– Почем вы знаете?

– Я видел следы. Простите, через минуту я, возможно, сообщу вам еще кое-какие сведения.

Он подошел к двери и, повернув ключ в замке, со свойственной ему методичностью осмотрел ее. Затем он вынул ключ, который торчал с внутренней стороны, и тоже обследовал его. Постель, ковер, стулья, камин, труп и веревка – все было по очереди осмотрено, пока, наконец, Холмс не заявил, что удовлетворен, после чего он, призвав на помощь меня и инспектора, отрезал веревку, на которой висел труп несчастного Блессингтона, и почтительно прикрыл его простыней.

– Откуда взялась веревка? – спросил я.

– Ее отрезали отсюда, – сказал доктор Тревельян, вытягивая из-под кровати веревку, уложенную в большой круг. – Он ужасно боялся пожаров и всегда держал ее поблизости, чтобы бежать через окно, если лестница загорится.

– Это, должно быть, избавило убийц от лишних хлопот, – задумчиво сказал Холмс. – Да, все свершилось очень просто, и я сам буду удивлен, если к полудню не сообщу вам причины преступления. Я возьму фотографию Блессингтона, ту, что на камине. Она может помочь мне в моем расследовании.