Буало-Нарсежак - Из царства мертвых. Полное собрание сочинений. Том 1 [Призрачная охота, Та, которой не стало, Лица во тьме, Из царства мертвых]

— Ну что, перекусим?

Мадемуазель вздернула подбородок и двинулась к столовой, как первые христиане на арену со львами.

— Будь посдержанней! — попыталась унять брата Симона.

Но Сильвен уже заметил картины, украшавшие помещение, и разразился проклятиями:

— Что за гадость!.. Сроду не видел ничего гнуснее… Если бы я знал, кто это намазюкал…

Тут он заглянул в глубину столовой и осекся.

Незнакомка не была красавицей. Красноватые веки, блестящий носик и острый подбородок — едва сформировавшаяся девушка. От силы лет двадцати! Но в повороте головы, в небольшой, ничем не стесненной груди чувствовалось что-то здоровое, живое, дикое.

— Садись, — сказала Симона.

Они устроились друг против друга. Сильвен силился сохранить беззаботный вид, но Симона умела разгадать истинный смысл каждого его жеста. Сейчас он куснет большой палец, пригладит волосы на висках. И девушка тоже поддалась неведомым флюидам, она делала вид, что рассматривает картины на стенах, взгляд ее медленно перемещался с полотна на полотно, а голова все больше и больше поворачивалась в их сторону.

— Сильвен!

— Что?

— Ты уже расхотел есть?

Он улыбнулся, но в глубине зрачков не погас огонек азарта.

— Сейчас сама увидишь.

Он повернулся, чтобы позвать Анн-Мари. И поймал на лету взгляд незнакомки.

— Лангусты под майонезом? Пойдет!

— Если хочешь… — пролепетала Симона.

Все равно! Теперь уже все равно.

— Две порции лангустов, — попросил Сильвен.

Он оживал на глазах, то и дело проводил ладонью по вискам, громко смеялся и хрустел панцирем лангусты, словно зверь, гложащий кость.

Он сидел спиной к двери. Поэтому вошедшего мужчину заметила сначала Симона. Девушка встала. Мужчина двинулся прямо к ней, крупный, темноволосый с проседью, с нездоровым цветом лица. Через стекло в двери подглядывала Мадемуазель. Она, наверное, приподнялась на цыпочки. Сильвен вытер рот, между бровями у него залегла складка.

— Клодетта, вас ждет мать! — сурово произнес мужчина.

Девушка спокойно уселась на свое место. Вошла Мадемуазель и поставила перед Симоной хлебницу.

— Это Франсис Фомбье, ее отчим, — быстро шепнула она.

— Послушайте!.. — начал было Сильвен.

Но Мадемуазель уже отошла и поправляла цветы в вазе.

— Нас это не касается, — сказала Симона.

Отчим с падчерицей разговаривали вполголоса. Он стоял возле нее и время от времени постукивал по столу кулаком. Перстень с печаткой громко ударял по дереву. Сильвен нервно крошил хлеб. До них долетали отдельные слова, обрывки фраз: «…вернуться… я имею право… скандал…»

Мадемуазель снова подошла, чтобы забрать тарелки. И объяснила на одном дыхании:

— Девчонка сбежала с виллы «Мениль»… Ее мать второй раз вышла замуж, и она возненавидела отчима. Настоящая трагедия!.. — И, повысив голос: — Анн-Мари, горячее, пожалуйста.

Клодетта между тем ехидно смеялась, потряхивая белокурой головкой:

— Ну, если вы так просите!

Франсис Фомбье выпрямился, боязливо оглянулся на Сильвена. Он был бледен, лоб его пересекала большая вздувшаяся вена, а возле рта залегли две глубокие морщины. Клодетта отодвинула стул, нарочито шумно, привлекая к себе внимание, а ее отчим все твердил:

— Клодетта… Прошу вас… В ваших же интересах…

Она бросила на стол салфетку и опрокинула стакан. Мадемуазель тут же подскочила и принялась вытирать скатерть, успокоительно улыбаясь: ничего-ничего, все это пустяки. А Анн-Мари, с дымящимся блюдом в руках, замерла в центре столовой, задыхаясь от ужаса. Фомбье вышел первым, оставив дверь широко раскрытой.

— Извините его, — произнесла Клодетта как ни в чем не бывало.

Обращалась она к Мадемуазель, но смотрела на Сильвена. У нее были зеленые, удивительно яркие глаза. И выглядела она победительницей. Мадемуазель прикрыла за ней дверь и пожала плечами:

— Какая жалость!.. Казалось бы, у людей все есть, живи да радуйся. — Она призвала в свидетели Небо, потом Симону с Сильвеном. И, поколебавшись секунду, добавила: — Отправляйся на кухню, Анн-Мари. Я сама займусь нашими гостями.

Розовые пятна у нее на скулах разгорелись. Она оперлась руками на стол и наклонилась вперед. Ее часики раскачивались над масленкой, словно маятник.

— Тут целая история… — начала она.

Сильвен Мезьер курил, подложив руки под голову. Он был в плавках, на шее — махровое полотенце. Он смотрел на облака, слушал, как набегают и разбиваются о скалы волны, и ощущал всем телом их удары. Солнце тысячами огненных игл впивалось ему в грудь. Стоило Сильвену закрыть глаза, как к нему возвращались мысли, проплывавшие в сознании лениво, словно облака в вышине. Если же он поворачивал голову, то видел на фоне сизого утеса Симону, занятую починкой чулка. Порой она откладывала работу и невесело улыбалась. Ветер играл подолом ее платья, шуршал песком по гальке.