Буало-Нарсежак - Из царства мертвых. Полное собрание сочинений. Том 1 [Призрачная охота, Та, которой не стало, Лица во тьме, Из царства мертвых]

Я написал автору, чтобы выразить, насколько высоко оценил его эссе. Письмо мое положило начало многолетней переписке (она продолжается и по сей день, но уже в ином ключе), в письмах мы пытались отыскать способы лечения детективного жанра, который, едва избавившись от склероза «романа-загадки», принимается биться в эпилептическом припадке «черного романа».

Однако наша личная встреча состоялась лишь в июне 1948 года на обеде по случаю присуждения премии за лучший приключенческий роман года, лауреатом которой в тот год стал Нарсежак. Помнится, едва закончился ужин, мы, покинув хозяина, нашего дорогого Альбера Пигасса, перебрались на соседнюю террасу, где за бокалом целительной минеральной воды начали обсуждать, наконец-то не в письмах, близкую нам обоим тему.

Именно тогда Нарсежак и сказал мне:

— Обмениваться идеями — это замечательно, но не считаете ли вы (разумеется, мы обращались друг к другу на «вы»), что было бы куда полезнее воплотить наши теории на практике?

— Что вы хотите этим сказать?

— Написать роман, который устроил бы нас обоих.

Все наши собратья по перу, которым мы тут же объявили о своих намерениях стать соавторами, отреагировали одинаково: «Глупость какая! Вам кажется, что вы поладите… Да вы разругаетесь в пух и прах, не пройдет и полгода!»

Наш творческий союз живет уже без малого двадцать лет! Практически безоблачно. Что, впрочем, ничуть не означает, что мы всегда бываем согласны друг с другом (разумеется, я веду речь о нашей работе). Напротив! Мы не перестаем спорить, противоречить друг другу. Но именно в этом постоянном столкновении мнений и заложен смысл «тандема». Если б у нас были одинаковые реакции, если бы один из нас мог заменить другого, к чему нам было бы объединяться?

Тогда как — и впоследствии я часто размышлял над этим — именно потому, что мы абсолютно не похожи (происхождение, вкусы, темперамент, менталитет), Нарсежак, который сразу же уловил эти различия, и предложил мне сотрудничать. Его идея была и оригинальной, и очень простой: нельзя ли, объединив два инструмента, несхожих по тембру, добиться особого звучания?

Правда заключается в том, что Нарсежак — «просто» романист, случайно (вернее, в какой-то степени по воле случая) ставший на путь детективного романа. Скучая без книг во время каникул, он развлекался тем, что писал пародии — Морис Леблан, Конан Дойл, Честертон, Агата, Кристи… Детективный вирус давно уже был у него в крови!

…Я предлагаю ему интригу. Он тут же помещает ее на испытательный стенд. Это означает, что он выверяет характер каждого персонажа, сопоставляет его поведение с тем, какое было предусмотрено изначальным планом. Само собой, результат никогда не бывает вполне удовлетворительным. Что-то получается сразу, что-то приемлемо более или менее, а что-то Нарсежак упорно отвергает: «Неправдоподобный характер… слишком надуманная ситуация». Вот тут-то между нами и начинается борьба. В сущности, Нарсежака больше всего интересуют обыкновенные люди, более или менее несчастные, которые подвергаются в нашей истории большей или меньшей угрозе. Тогда как меня, наоборот, увлекает развитие интриги, достаточно необычной, обязательно таинственной, внушающей читателю постоянное чувство тревоги. И каждый из нас вцепляется в свою кость. Разумеется, мы идем на уступки, без них не обойтись. Но при этом оба проявляем максимум неуступчивости, каждый старается отделаться малой кровью. В конце концов Нарсежак согласен на то, чтобы такой-то персонаж при таких-то обстоятельствах совершил поступок, который, пожалуй, и не полностью соответствует его характеру. А я — после долгих сожалений — отказываюсь от эпизода, который казался мне особенно удачным. И все это — в стремлении победить, в пылу битвы, каждый другого упрекает в отсутствии гибкости и нежелании понять другого. Но самое забавное заключается в том, что, когда роман закончен, мы одинаково радуемся, что взаимные уступки, в конечном счете, обогатили первоначальный замысел. И это, заметим в скобках, доказывает, что мы только подчинялись велениям интриги.

Бывают случаи, когда почва для согласия отсутствует. То есть нам пришлось бы либо пожертвовать сюжетом, либо пожертвовать персонажем. Тогда мы по обоюдному согласию отказываемся от романа. К счастью, такое случается редко, поскольку Нарсежак умеет почти всегда гуманизировать (в этом подключается все дело) самые необычные, я бы даже сказал, самые фантастические ситуации. Ему удается сделать правдоподобным воскрешение из мертвых или существование в двух измерениях сразу; он делает из ведьмы или призрака «людей», каких можно повстречать в метро.