Агата Кристи - Месть Нофрет

Поехала в Дамаск, в Баальбек. Познакомилась с семьей археолога Вулея. Жена его, Катарина, оказалась полной противоположностью Агате. Властная и капризная, всегда думающая только о себе, а о других — как о прислуге или статистах, — она всех заставляла плясать под свою дудку. Агата уступала ей лучшую комнату, сухую кровать. В экспедиции оказался молодой человек, которого Катарина Вулей послала сопровождать Агату, против его воли, как подозревала сама Агата. Позже она примет его предложение — не сразу, не веря ему и себе, — и выйдет за него замуж. Тут даже планы Катарины и ее мужа не заставят ее уступить. А Макс Маллоуан позже признается ей: он еще тогда, в пути, понял, что она будет прекрасной женой.

Машина застряла в песках, где-то у черта на рогах. «И — никаких истерик! Ты не ныла, не твердила, что я один во всем виноват, не повторяла сто раз, что здесь нельзя было останавливаться. Можно было подумать, что тебя совершенно не волнует, поедем мы дальше или нет. Честно говоря, именно в эту минуту мне пришла мысль, что ты — просто чудо!»

Розалинда, познакомившись с Максом, одобрила выбор матери, лаконично заявив: «И Питеру он понравился». Питер был их старый терьер.

Агата зря боялась того, что сэр Макс Маллоуан моложе ее. Он любил ее — а это было так нужно. Слегка посмеиваясь, она вспоминает, как Макс сказал, что смотрел на нее, когда она спала, и что у нее благородное лицо. «Про меня можно сказать что угодно: я добродушная, беспорядочная, рассеянная, застенчивая, привязчивая, неуверенная в себе, в достаточной мере лишена эгоизма — но «благородная» — это уж слишком!»

Это не просто факты биографии — это еще и анализ процесса самосохранения творческой личности. Она могла совсем перестать писать, могла стать «душечкой»; кстати, она была отличной помощницей мужа в археологических экспедициях, фотографировала, вносила в каталог и артистически расчищала экспонаты. Но она еще и писала. Уже много лет спустя к их дому в экспедиции пристроили «Агатину комнатку». Там она и писала.

В археологии, особенно в той узкой области, которой пришлось заниматься ее мужу, Агата Кристи приобрела очень глубокие познания.

Но главное, конечно, ее литературная работа. Для нее не понадобилось специального образования. Все, что встречалось в самой обыденной обстановке, становилось толчком к творчеству. «Каждый раз мне кажется, что я написала последнюю свою книжку, но откуда ни возьмись что-то возникает и будоражит мое воображение. Я прямо как налаженный автомат, выпускающий колбасы».

Агата Кристи прекрасно отдавала себе отчет в своих возможностях и способностях. «Я никогда не старалась во что бы то ни стало заниматься тем, что у меня получается плохо, к чему у меня нет способностей от природы». Составила длинный список того, что не может делать и что может. Второй начинался так: «Ну что ж, я могу писать». У нее был отличный девиз: «Не можешь вести поезд — смазывай колеса!»

А писать она могла, честное слово! О творчестве отзывалась трезво и даже наставительно:

«Просто чувствуешь себя ремесленником, представителем хорошей, честной профессии. Ты должен научиться профессиональным приемам, а уж потом, в рамках своего ремесла, можешь воплощать собственные творческие идеи, но ты обязан соблюдать дисциплину формы».

Для тех, кому это покажется сухо и прозаично, приведу еще одну цитату (хочется переписать ее целиком, поэтому главное выделяю курсивом): «Ради Бога, не думайте, чтоб я смотрел на стихотворство с детским тщеславием рифмача или как на отдохновение чувствительного человека: оно просто мое ремесло, отрасль честной промышленности, доставляющая мне пропитание и домашнюю независимость» (А. С. Пушкин. Письма).

Весьма маловероятно, чтобы Агата Кристи читала переписку Пушкина. Просто… искусство прекрасно укладывается в определение «святого ремесла» и даже просто честного ремесла.

Она пишет о начале тридцатых: «В те дни писать было приятно, потому что я прямо переводила работу в деньги». В Америке начались серийные выпуски ее книг. Агата Кристи заняла свое место, у нее нет проблем. Она может купить себе не только машину. Но и дом. И несколько домов.

Она любила дома. И очень хорошо их описывала. Перед второй мировой войной у нее было восемь домов. Во время войны в ее доме были расквартированы военные (кое-какие бытовые «удобства» для множества солдат пришлось потом ликвидировать). Нашли приют в ее доме и дети, вывезенные из-под бомбежки. (В то время я жила под Архангельском в деревне, и помню благодарное отношение к приютившим детей добрым людям.)