Александр Грин - Синее привидение [Преступления Серебряного века. Том I]

Мы скроемся подземным ходом, в лодке доберемся до города, сообщим все полиции, их переловят, и кузнецу не избежать виселицы. А теперь за мной, да поживей! — заключил он голосом, от волнения хриплым и задыхающимся.

Мы с Бенедетто слушали господина Жозефа с выпученными глазами. Единственное, что мы только поняли, это то, нам надо убираться немедля из теплой комнаты, где мы так удачно расположились, и пускаться в бегство от опасностей, самая возможность которых показалась бы нам нелепой.

Но господин Жозеф говорил так пылко, топал ногами так убедительно, что я и не думал ему прекословить.

Бенедетто тоже был потрясен неожиданностями, но испуганным казался менее меня и проворчал даже, что он, конечно, на все готов, но что не преувеличивает ли г-н Дюбульи страхи, которые нам грозят.

— Боже мой, — завопил тот, — они не верят! Они мне не верят! Что ж, — переменил он взволнованный тон на деловой, — пойдемте в мой кабинет, если угодно. Двух часов будет достаточно для ознакомления со всеми страшными подробностями дела «Оранжевого петуха», и моя преступность будет вам доказана документально…

— Господин Жозеф, — прервал я его, — как же вы говорите, что дорога каждая минута, и предлагаете разбирать какие-то бумаги? Ведь тогда нас нетрудно будет перерезать, как кур в курятнике?..

— О, — воскликнул Дюбульи, — это золотые слова. Я увлекся. Действительно, времени очень мало. Идем, — потащил он меня за руку и вдруг остановился.

— Да, но где мы достанем лодку?

— Лодка старого Джи, на которой мы приехали, спрятана недалеко в кустарнике, — сказал я.

Дюбульи всплеснул руками.

— Джи, говорите вы. Вы приехали в лодке Джи. Несчастные! Да ведь это не кто иной, как кузнец. Вы говорили с ним! И он не покушался убить вас отравленной пулей, этот рыжебородый?

Я хотел объяснить, что Джи не кузнец вовсе, а рыбак и не собирался нас убить, но тут за стеной послышался глухой шорох. Все мы вздрогнули.

— Тише — ни слова, — прошептал Дюбульи, увлекая нас. Он на носках подобрался к правому углу комнаты и стал на колени, шаря что-то по полу руками. Вскоре послышался легкий скрип открываемого люка. Наш хозяин махнул рукой.

— Спускайтесь, — повторил он, освещая отверстие тонким лучом потайного фонаря. — Ну что ж, — нахмурил он брови, видя нашу нерешительность. — Или вы боитесь?

Пожав плечами, Бенедетто начал спускаться. Я последовал за ним. Фонарь г-на Жозефа освещал только первые ступеньки лесенки; дальше — черная мгла. Вдруг — свет погас, крышка люка хлопнула у меня над головой. Я почувствовал, что лестница дернулась назад, куда-то ускользая, и я лечу в черное пространство, теряя сознание и тщетно стараясь ухватиться за воздух.

Я открыл глаза и почувствовал, что лежу в совершенной темноте на влажных каких-то плитах и чьи-то руки трясут меня за ногу довольно бесцеремонно. Вслед за тем я услышал голос Бенедетто, произносивший с досадой: «Господи, этот дьявол никогда, кажется, не очнется».

Тут я, доселе худо понимавший, где нахожусь и что со мной произошло, сразу все вспомнил и немедля вскочил на ноги к большой радости Бенедетто, заключившего меня даже в объятия.

Это выражение дружеских чувств заставило меня ощутить сильную боль в правом плече, реальные следы недавнего моего путешествия через люк. Высвободившись из объятий, я, разумеется, закидал товарища вопросами.

— Друг мой, — отвечал Бенедетто, — знаю одно: мы попали в скверную историю с этим путешествием вверх по Пюи. Находимся мы здесь уже с четверть часа. Пока ты валялся в обмороке, я исследовал подвал и утешительного мало. Это шестиугольный небольшой погреб — совершенно глухой. Где подземный ход, о котором говорил Дюбульи, где он сам? Вероятно, разбойники напали на старика, и он, спасая нас, захлопнул люк. Если так, то положение бедняги теперь еще хуже нашего, а наше очень незавидно. Не надо отчаиваться, малыш, — продолжал он с необычайной для Бенедетто, всегда насмешливого и грубоватого, нежностью в голосе. — Не надо отчаиваться — но как знать…

Он не договорил и, неловко притянув меня за шею, крепко поцеловал. Я почувствовал его влажные ресницы на своей щеке. «Бенедетто, — шептал я, сам готовый расплакаться, — „неужели мы погибнем?“ Он же молча гладил меня по голове горячей и дрожащей рукой. Вдруг наверху послышался резкий короткий свист, и в то же мгновение широкая струя воды окатила нас сверху холодным душем. Забыв о прощальных нежностях, мы разбежались в стороны, испуганные и ошеломленные, вода же продолжала падать с потолка, нисколько не убывая.