Роман Добрый - Путилин и Петербургский Джек-потрошитель

Прошел один, другой, третья…

— Скажите, пожалуйста, который час? — по-английски обратился Путилин к высокому рыжему джентльмену.

Тот удивленно вскинул на него глаза.

— Виноват, я не понимаю, что вы говорите! — холодно бросил он.

Пассажиров больше не оставалось.

Дверь была моментально заперта на замок, и отдан был приказ выпускать с «осмотрительностью».

Публика почти вся уже расселась по вагонам.

— Его нет! — на ходу бросил Путилину Х., дождавшийся выпуска последнего пассажира из зала третьего класса.

— Садитесь при последнем звонке в вагон первого класса, там рыжий господин с черным большим чемоданом. Не спускайте с него глаз. Следуйте по пятам. Мы будем обмениваться депешами, — тихо проговорил Путилин.

Поезд был наполнен.

Под предлогом, что кем-то из пассажиров обронен ридикюль с ценными вещами, агенты, кондукторы и жандармы вновь самым тщательным образом обшарили весь поезд. Путилин, якобы муж потерявшей ридикюль дамы, сопутствовал им. Результат был тот же: Домбровского в поезде не было, если только рыжий… До отхода оставалось около девяти минут.

Когда Путилин с довольной усмешкой, обследовав все вагоны, выходил из последнего, своды дебаркадера огласились звуками стройного похоронного пения. Четыре здоровенных факельщика несли большой гроб лилового бархата. Он в их руках мерно и тихо колыхался. За гробом шла женщина в трауре, горько, безутешно рыдавшая. Ее истеричный плач, полный тоски, ужаса, глухо раздавался под сводами вокзала.

За гробом шли певчие в кафтанах с позументами.

— Куда, в какой вагон вносить? — спросили начальника станции двое черных факельщиков, несших гроб.

— Да вот прямо — в траурный, не видите разве? — недовольно буркнул начальник станции. — Точно в первый раз.

Гроб внесли в вагон. Вновь раздалось заунывное пение.

Путилин, человек в высокой степени религиозный, стоял у печального вагона без шляпы на голове.

Чувствительный и добрый, как все талантливые, благородные люди, он с искренним соболезнованием обратился к даме в трауре:

— Простите, сударыня… Вы так убиваетесь… Кого вы потеряли? — И Путилин указал на гроб, вносимый в траурный вагон.

Прелестное заплаканное личико молодой женщины посмотрело сквозь черный креп на Путилина.

— Мужа… Я потеряла мужа, моего дорогого мужа. — Она заломила в отчаянии руки и, поддерживаемая каким-то почтенным седым господином, вошла в вагон первого класса.

— Третий звонок, — отдал приказ начальник станции.

— Со святыми упоко-о-ой… — грянули певчие под звуки станционного дребезжащего колокола. Поезд медленно стал отходить.

Я еще никогда не видел моего друга в таком странном состоянии духа, как тогда, когда мы возвращались в карете с вокзала. Моментами он казался темнее тучи; моментами — лицо его освещалось довольной улыбкой. Он не проронил ни слова.

Только тогда, когда карета свернула в какой-то переулок, неподалеку от управления сыскной полиции он обратился ко мне:

— Сегодняшний вечер и сегодняшняя ночь должны кое-что выяснить. Если ты хочешь присутствовать при всех перипетиях моей решительной борьбы с этим дьяволом, то приезжай часов в семь ко мне в управление. Я ожидаю важные донесения.

Сделав несколько визитов по больным, наскоро переодевшись и закусив, я ровно в семь часов входил в служебный кабинет моего друга.

— Ну что?

— Пока ничего… — сумрачно ответил Путилин. Мы стали беседовать о некоторых случаях из криминальной хроники Парижа.

— Депеша! — вытянулся курьер перед Путилиным.

— Проклятие! — вырвалось у Путилина.

«Мы напали на ложный след. Черный чемодан не принадлежит Домбровскому. Жду ваших распоряжений», — стояло в телеграмме.

Путилин чиркнул на листе бумаги:

«Следуйте дальше, вплоть до Москвы».

Беседа о некоторых чудесах антропологии прервалась.

Путилин сидел в глубокой задумчивости. Вдруг он вскочил с места и как исступленный забегал по кабинету.

— Дурак! Болван! Старый осел, прозевал! Прозевал! — вырывалось у него.

Он, казалось, готов был вырвать все свои волосы. Он, мой дорогой уравновешенный друг, был прямо страшен.

Я невольно вскочил и бросился к моему другу:

— Ради бога, что с тобой?! Что случилось?

— Случилось то, что мы с тобой действительно проводили Домбровского. Я даже с ним, представь, раскланялся.

— Так почему же ты его не арестовал?

Путилин не слушал меня. Быстрее молнии он написал несколько слов на бумаге.