Глэдис Митчелл - Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! [сборник]

— Что ж, тоже хорошо.

— Какой богини? — спросил Кеннет, чей пластичный ум, оправившись от явления богини, был сейчас готов им же и поразвлечься. Он придвинулся поближе и включил электрический фонарик, чтобы лучше видеть удивление и интерес сэра Рудри.

— Ну ты же видел, — сказал сэр Рудри, ведя отряд обратно к дороге, — ты же видел, кто прибежал в круг света факела?

— А, олень! — сказал Кеннет.

— Кажется, там мелькнули его рога, вспоминаю теперь, — медленно произнес Стюарт. — Я подумал сперва, это дикая свинья — из тех, на которых тут охотятся.

— Знаете, — сказал сэр Рудри, вынырнув из глубины своих мыслей, — для меня это одно из наиболее интересных и экстраординарных событий из всего случившегося.

Тон у него был не заинтересованный, но озадаченный.

— Я думаю, они просто невнимательны, — сказал Александр Карри.

— Невнимательны! — повторил за ним Стюарт, будто призывая небо в свидетели, что это клевета.

Сэр Рудри положил руку на худое плечо своего младшего сына, который молча шел рядом.

— Что-то очень похожее на Миган. Я подумал, что это Миган в маскарадном костюме.

— А вот это то, что я называю интересным, — сказал Александр Карри особенно злобным тоном. Но сэр Рудри не стал развивать тему.

— Она определенно была слишком плотного сложения для богини, — сладким голосом сказал Кеннет. — Я не знал, что ты говоришь про Миган, когда нас спрашивал.

— И от нее слегка пахло потом, — сказал Стюарт.

Сэр Рудри вдруг напустился на них в ярости.

— А ну-ка в лагерь, — сказал он, — и быстро! Со всех ног! Живо! Вам давно спать пора. Уже несколько часов как пора. Часов!

— Чушь, — сказал Александр Карри.

Гелерт, Кэтлин и Иэн шли впереди в большей группе, но их голоса были слышны на дороге. Мальчики поспешили вперед, сочтя, что теперь, когда они восстановили душевное равновесие и развлеклись, лучше сэру Рудри на глаза не попадаться — тем более что он вполне мог не до конца отказаться от поклонения Артемиде Ортийской.

— И не надо, чтобы нам всерьез выдубили шкуру, — тихо сказал Кеннет Стюарту.

Айвор не сказал ничего. Он думал, что делает теперь его сестра, и пришлось ли ей бежать всю дорогу до станции, и успела ли она заметить гнезда аистов на домиках. Он жутко перепугался, когда богиня только вбежала в сияние отцовского факела, но это чувство ушло почти полностью. Театральность появления сестры ему понравилась, и он всю обратную дорогу вспоминал эту сцену.

На повороте к разрушенному городу отряд остановился. Никто из его членов не подходил раньше ночью к древнему городу по пыльной узкой дороге, и мысль войти в темные коридоры театра в этот час наполняла суеверным беспокойством даже Гелерта с Иэном. Очень медленно, держась тесной группой, спотыкаясь и сбиваясь с дороги, люди снова нашли неровную извилистую тропу и двинулись по ней. Шум ветра в камышах соленой болотистой гавани и вид нависших кустов заставили их вздрогнуть и шарахнуться назад. Наконец нашли театр и преодолели ведущую к нему крутую и очень узкую тропинку.

— Кстати, я вспомнил, — сказал Александр Карри, ища дорогу с помощью фонарика одного из мальчиков. — Где миссис Брэдли?

— Здесь, дитя мое, и почти сплю. Долго же вы добирались, — сказал красивый, глубокий, мягкий голос из глубин сцены.

— Ух ты! — воскликнул Кеннет. — Она одна дошла!

Это был самый искренний комплимент, когда-либо адресованный храбрости миссис Брэдли. Она тихо засмеялась, принимая дань поклонения.

— А где Дик? — вдруг спросил Иэн.

— На дороге он был с нами. Наверное, сошел с тропы, когда мы выстроились цепочкой, и никто не заметил, — ответил Гелерт, надеясь, что никто не решит, будто его долг — идти спасать пропавшего странника.

— Мне что-то не хочется спать. Я даже рад буду возможности все обдумать, — с большой готовностью заметил сэр Рудри. — Пойду поищу его.

Слышно было, как он выходит из театра. Он долго не возвращался, и люди стали засыпать по одному. Последней заснула Кэтлин — все еще неспокойно было у нее на душе. На рассвете ни сэр Рудри, ни Дик так и не вернулись. Гелерт, проснувшись очень рано и не зная, что отца и Дика здесь нет, вылез из спальника и тихо вышел пройтись в утренней прохладе.

Развалины, ночью жутковатые и наполненные странной мощью, которая ощущается в темноте в подобных местах, на рассвете казались еще холоднее и пустыннее. Стояли вдоль Священного Пути разбитые колонны, тянулась дорога, вымощенная камнями, между которыми венчиками волос пробивалась трава, поднимались по обе стороны земляные насыпи, поросшие кустами, среди которых кое-где серели выпавшие камни. Пустынная природа этого места, покинутого человеком, в сочетании с картиной города, побежденного временем, но не силой оружия, подавляла. Гелерт пошел по дороге, ведущей к шлюзу гавани, свернул с нее, залез на насыпь, оглянулся на театр, побрел обратно, прочь от соленых болот, дошел до библиотеки Цельса, где залез на ступени и сунул руку в нишу, в которой когда-то стояла статуя Минервы. Потом он бесцельно обошел библиотеку, касаясь выступов стен, где жили раньше книжные свитки консула Акилы. Между двойными — для защиты от сырости — стенами был проход, ведущий к саркофагу Цельса, отца Акилы. У входа в него Гелерт остановился. На земле темнели пятна свежей крови. Предположив, что здесь охотились и нашли добычу шакал или лиса, он пошел по узкому проходу к саркофагу. В конце проход поворачивал, и за поворотом стояло тяжелое внушительное надгробье, смотревшееся так, будто его только что здесь поставили. А в самом конце прохода лежало лицом вниз тело человека. До пояса сверху оно было обнажено, а нижняя его часть была одета в респектабельные брюки двадцатого века, принадлежавшие сэру Рудри Хопкинсону.