Глэдис Митчелл - Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! [сборник]

— Вы предали этот факт огласке?

— Сейчас все знают, кроме отца и сэра Рудри. И, конечно, тех, кто не принадлежит ни к одной из семей.

— Тогда и Гелерт?

— Да. Это… — Кэтлин утратила озабоченное выражение и не смогла сдержать смех. — Это разбило ему сердце.

— Его мать опасалась, что так будет, — сказала миссис Брэдли. — Тем не менее я рада, что вы прояснили ему ситуацию. А где Иэн сейчас?

— Все еще в Афинах, бедняжка.

— Бедняжка, — согласилась миссис Брэдли.

— Вы не рассеяли мою тревогу. Миган говорила, что вы скажете мне, что делать.

— Я вам сказала, что делать, дитя мое.

— То есть ничего?

— Не думаю, что еще что-то можно сделать.

Но когда девушка вышла, миссис Брэдли посидела еще немного в задумчивости.

Однако на следующее утро, несмотря на поздний отход ко сну, миссис Брэдли поднялась одновременно с мальчиками и смотрела со скал, как они купаются. Чуть позже к ним присоединились девушки и молодые люди, и около девяти утра, когда уже было жарко, отряд в трех автомобилях направился к Эпидавру.

План пребывания в Эпидавре у сэра Рудри был прост. Он предложил принести жертвы Асклепию, остаться ночевать в развалинах и посмотреть, что будет. Он также, стараясь быть спокойным, объяснил, что Асклепий, бог врачевания, иногда являлся своим почитателям в виде змея и что змеи, если таковые будут обнаружены в Эпидавре, подлежат почитанию.

— Змеи! — Александр Карри нервно оглянулся. — Змеи! Чертовы твари, всю жизнь их терпеть не могу. Я буду спать в гостинице, Рудри.

— Здесь ее нет, — ответил торжествующий сэр Рудри. — Тут ничего нет, только музей. Если хотите, можете спать там. Я думаю, сторожа нам позволят.

— Змей не будет, отец, — сказала Кэтлин.

Они с Миган ехали в одной машине с Александром Карри, сэром Рудри и Кеннетом. Проворность и хитрость позволили Александру Карри занять место рядом с водителем, девушки к тому времени уже обосновались на заднем сиденье, и для сэра Рудри и мальчика остались откидные места. Дик, ехавший во второй машине с миссис Брэдли, Гелертом, Стюартом и Айвором, предложил поменяться местами, но сэр Рудри отказался покинуть неудобное место даже по предложению собственной дочери. Поэтому он все больше и больше раздражался из-за постоянной тряски, вызванной ухабами на узкой дороге между бедными оливковыми садами и безликими пастбищами, по которой шла машина. Но Александр Карри, подозревая, что возможна и иная причина раздражительности, был внимателен и бдителен.

К счастью, поездка была недолгой. Машина резко свернула вправо, подпрыгнула сильнее прежнего и остановилась у каких-то деревьев. Пассажиры вышли, поднялись на склон справа, чтобы оглядеться.

Величественный театр с его пятьюдесятью пятью рядами сидений сохранился почти идеально. Мальчики немедленно предложили бежать наперегонки наверх, Гелерт сел в средних рядах, погрузился в греческую трагедию и добросовестно читал ее минут двадцать. Даже сэр Рудри, для которого театр интереса не представлял, велел Миган, Кэтлин и Дику спуститься в аудиториум, а сам встал в круге внизу и трубным голосом продекламировал оду Пиндара — проверить, правду ли ему рассказывали об акустике этого места.

— Дик, теперь ты! — позвал он, закончив чтение.

Дик, в солнечных очках поверх обычных, тревожно обернулся к Миган:

— В смысле, вы не будете возражать, если я попробую? Говорят, что акустика здесь неподражаемая. В любом греческом театре она хороша, конечно, но тут…

— Давайте, вы уже большой мальчик, — ответила Миган, прислоняясь спиной к камню скамей и вытягивая ноги.

Вокруг театра на небольших холмах росли деревья. Серели на коричневатом дерне гладко обтесанные каменные блоки. Ясное небо, перерезаемое ветвями, было глубоким и синим, солнце освещало пористый камень и блестело на шляпе Дика, пока он спускался по пологим разбитым ступеням к каменному кругу.

— Бедный мальчик, — сказала Кэтлин, затеняя глаза рукой и глядя ему вслед. — Почему ты его не избавишь от мучений?

— Одна причина — в том, что он еще не сказал ничего определенного. Вторая — потому что я не знаю еще, что ему отвечу, когда он дойдет до сути.

— Вот как? — сказала Кэтлин. Это откровенное признание, видимо, было для нее слегка неожиданным, и вежливость, унаследованная от предков, заявила о себе, заставив принять смущенный вид. — Я думала… извини. Понимаю.

— Вряд ли, — возразила Миган жизнерадостно. — Не уверена, что сама понимаю. Полагаю, это материнский инстинкт меня к нему тянет, к бедняжечке. Но он сообразителен. Это даже Гелерт признает.