Ричард Остин Фримен - Око Озириса

— К делу? — повторил он. — Вы имеете в виду иск Стивенса к приходскому совету?

— Доктор Барклей говорит о деле моего дяди, — сдержанно произнесла мисс Беллингэм, но я заметил, что уголки ее губ слегка дрогнули.

— Вы о наследственной тяжбе?

— Мы о процессе, который инициировал мистер Хёрст, — продолжала Руфь.

— Ах, вот оно что! Но ведь суд вынес постановление, все закончено, иск отклонен. К тому же я не поверенный мистера Хёрста и не оказываю ему юридических услуг. На самом деле, — сквозь зубы процедил он, — я читал надписи на могильных камнях, особенно на надгробии вашего деда, Фрэнсиса Беллингэма. Мне пришла в голову мысль: если все-таки выяснится, что ваш дядя умер, нужно увековечить его память. Кладбище официально закрыто, и получить разрешение на установку нового памятника будет трудно, а добавить надпись к уже имеющейся — гораздо легче. На монументе указано, что он воздвигнут в память Фрэнсиса Беллингэма, поэтому можно дописать: «и его сына Джона Беллингэма». Простите, я вас не задерживаю?

— Нет, нисколько, — заверила мисс Беллингэм. — Мы шли в Британский музей и завернули сюда по пути.

— Надо же! — удивился мистер Джеллико. — Так ведь и я иду в музей к доктору Норбери. Неужели это тоже совпадение?

— Конечно, — лукаво улыбнулась мисс Беллингэм. — Может, пойдем вместе?

Мы вернулись на улицу, и в отместку за нежелательное общество старого адвоката я завел разговор на неприятную ему тему:

— Мистер Джеллико, а ваш клиент не жаловался на здоровье? Вдруг он умер скоропостижно?

Адвокат насторожился и подозрительно взглянул на меня:

— Почему вас, доктор, так волнуют здоровье и дела мистера Джона Беллингэма?

— Профессиональный интерес, я ведь занимаюсь медициной. Но главное то, что мисс Беллингэм и ее отец — мои друзья, мне не безразлично…

— Я понял, — прервал он меня, — однако при чем тут здоровье моего клиента?

— Как же? — изобразил я удивление. — Если он страдал аневризмой, атеросклерозом или другим заболеванием, при котором возможна внезапная смерть, этот факт надо учитывать при решении вопроса: жив завещатель или умер?

— Вы правы, — потупился Джеллико, — я несведущ в болезнях, ведь я — юрист, а не лечащий врач Джона Беллингэма. Состояние здоровья клиента вне моей компетенции. Мистер Джон производил впечатление здорового человека. Таково мое неавторитетное мнение, которое я озвучил на судебном заседании. Больше мне добавить нечего.

— Если это столь важно, — вмешалась мисс Беллингэм, — почему на слушания не пригласили дядиного врача? Он представил бы полную информацию. Мне лично дядя казался крепким, сильным и выносливым. Организм у него имел хороший запас прочности. Не случайно дядя так скоро поправился после несчастного случая.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее, — попросил я Руфь.

— Отец ведь, кажется, говорил вам? Дядя сорвался с высокой скалы и повредил левую ногу. Какой-то сложный перелом… Забыла название.

— Перелом Потта?

— Вот-вот. Кроме того, он разбил оба колена. Сэр Морган Беннет срочно прооперировал его, иначе дядя остался бы калекой на всю жизнь. Представьте себе, недели через три дядя поправился, правда, прихрамывал.

— Он поднимался по ступенькам?

— Легко! Мало того, он играл в гольф и катался на велосипеде.

— Так у него травма надколенников? Это опасная патология.

— Не то слово! По мнению сэра Моргана, редкий случай в медицинской практике, когда подобная операция помогла пациенту; доктор гордился своим искусством, а дядя не знал, как его отблагодарить.

По-видимому, мистеру Джеллико надоело слушать о болезнях, и он переменил тему, спросив:

— Вы идете в египетский отдел?

— Нет, — ответила мисс Беллингэм. — Сегодня мы осмотрим глиняную утварь ХVII века.

Джеллико пустился в пространные комментарии, поражая нас своей исторической эрудицией. Рассказывал он живо и интересно, без схоластики и занудства, и Руфь слушала с любопытством. Наконец мы вошли в здание музея, проследовали мимо крылатых быков из Ниневии и огромных античных статуй и поднялись к египетским мумиям, где когда-то между мной и мисс Беллингэм вспыхнула симпатия, положившая начало нашей дружбе.

— Прежде чем откланяться, — сказал Джеллико, — позвольте показать вам мумию, которую мой друг Джон пожертвовал музею незадолго до своего исчезновения. Факт, вроде бы, обыкновенный, но кто знает? Вдруг он, как нить Ариадны, выведет нас из темного лабиринта к какому-нибудь светлому и разумному объяснению?