Артур Дойль - Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Через несколько минут к нам вошел маленький толстый человек. Оливковое лицо и черные как уголь волосы ясно выдавали его южное происхождение, хотя по разговору его можно было принять за образованного англичанина. Он пожал руку Шерлоку Холмсу, и его темные глаза заблестели от удовольствия, когда он узнал, что этот специалист желает выслушать его историю.

– Я не предполагаю, чтобы полиция поверила мне… Честное слово, не предполагаю, – сказал он жалобным голосом. – Только потому, что им не приходилось слышать ничего подобного, они думают, что этого и быть не может. Но я не успокоюсь, пока не узнаю, что стало с тем беднягой с пластырем на лице.

– Я вас слушаю, – проговорил Шерлок Холмс.

– Сегодня среда, – начал мистер Мелас. – Ну, так это случилось в понедельник ночью… Понимаете, только два дня тому назад. Я – переводчик, как, вероятно, уже сказал вам мой сосед. Я перевожу на разные языки, но так как я грек по происхождению и ношу греческую фамилию, то больше всего имею дело с этим языком. В продолжение многих лет я состою главным переводчиком с греческого языка в Лондоне, и мое имя хорошо известно во всех отелях.

Довольно часто случается, что за мной присылают в самое неподходящее время, в случаях каких-либо приключений с иностранцами, или когда приехавшие с поздними поездами путешественники нуждаются в моих услугах. Поэтому я нисколько не удивился, когда в понедельник ночью ко мне явился некий мистер Латимер, очень элегантный молодой человек, и попросил меня поехать с ним в ожидавшем его кебе [31] Кеб – одноконный экипаж в Англии. .

К нему приехал по делу один приятель грек, говорил он, и так как он разговаривает только на своем языке, то и понадобились услуги переводчика. Из его слов я понял, что дом его находится недалеко, в Кенсингтоне. Казалось, он очень торопился и, как только мы вышли на улицу, поспешно втолкнул меня в кеб.

Я сказал «в кеб», но скоро мне показалось, что я очутился в карете. Во всяком случае, экипаж был обширнее обыкновенного четырехколесного лондонского орудия пытки, а обивка, хотя потрепанная, была из дорогой материи. Мистер Латимер уселся напротив меня, и мы проехали по Чаринг-Кросс к Шефтсбери-авеню. Затем мы выехали на Оксфорд-стрит, и я только заговорил было о том, что мы делаем большой крюк, как речь моя была прервана необычайным поведением моего спутника. Он начал с того, что вынул из кармана страшного вида дубинку, налитую свинцом, и стал размахивать ею, как бы пробуя ее тяжесть и силу, потом, не говоря ни слова, положил ее на сиденье рядом с собой. После этого он поднял оконные шторки с обеих сторон экипажа, и я увидел, что стекла заклеены бумагой, как будто для того, чтобы помешать мне смотреть на улицу

– Сожалею, что мешаю вам смотреть, мистер Мелас, – сказал он. – Дело в том, что я не хочу, чтобы вы видели то место, куда мы едем. Мне было бы неудобно, если бы вы могли найти дорогу туда.

Можете себе представить, как я был поражен этими словами. Мой спутник был сильный широкоплечий парень, и, даже если бы не было дубинки, я ни в коем случае не мог бороться с ним.

– Меня очень удивляет ваше поведение, мистер Латимер, – пробормотал я. – Вы должны понимать, что поступаете беззаконно.

– Без сомнения, это в своем роде вольность, – ответил он, – но мы вознаградим вас за это. Однако должен предупредить вас, мистер Мелас, что если в эту ночь вы поднимете тревогу или сделаете что-либо, что будет угрожать моим интересам, вы навлечете на себя серьезные неприятности. Прошу вас помнить, что никто не знает, где вы находитесь, и в этой карете так же, как и в моем доме, вы вполне в моей власти.

Он говорил спокойно, но в тоне его голоса слышалась угроза. Я продолжал сидеть молча, недоумевая, зачем он похитил меня. Мы ехали около двух часов; я никак не мог догадаться, куда меня везут. Иногда по стуку камней можно было думать, что мы едем по шоссе, иногда по тихой, спокойной езде можно было предположить, что карета катится по асфальту. Но за исключением этой разницы в звуках не было ничего, что могло бы помочь мне догадаться, где мы. Бумага на окнах была непроницаема, а переднее окно затянуто синей занавеской. Мы выехали из Пэлл-Мэлл в четверть восьмого, а на моих часах было уже без десяти минут девять. Когда наш экипаж наконец остановился, мой спутник опустил окно, и я мельком увидел низкий свод подъезда, где горела лампа. Когда я поспешно вышел из кареты, дверь подъезда распахнулась, и я очутился в доме. У меня осталось смутное впечатление, что перед подъездом были лужайка и деревья. Не могу сказать – была ли то усадьба или просто дом в деревне.