— Что-жъ дѣлать… — Она встала со стула. — Между прочимъ, скажите: пять тысячъ франковъ вы нашли въ своемъ пиджакѣ? Не знаю почему, но я такъ растерялась, когда увидѣла васъ безъ чувствъ, что начала приводить комнату въ порядокъ. Заперла выходную дверь. Переложила лежавшія на столѣ деньги въ карманъ висѣвшаго на стулѣ пиджака. Хотѣла идти въ замокъ, чтобы позвать на помощь… Но услышала около входа голосъ Виктора, еще чьи-то голоса… Стукъ въ дверь… Рѣшила, что Викторъ самъ приметъ мѣры… И скрылась въ люкъ.
Они спустились съ террасы, медленно пошли по аллеѣ къ воротамъ.
— Жаль, что вы торопитесь и не можете мнѣ разсказать, что произошло ночью и сегодня утромъ, — заговорила она. — Вотъ, между прочимъ, мой отецъ интересовался: много ли яда вы приняли, чтобы покончить съ собой?
— Я?
Сергѣй быстро повернулся къ Наташѣ. Пытливо посмотрѣлъ ей въ лицо.
— Я? — повторилъ онъ, останавливаясь. — Господь съ вами. Я не думалъ ничего принимать.
— Какъ?
Она широко раскрыла глаза.
— Не думали? Но вы же… Вы хотѣли отравиться?
— Совсѣмъ не хотѣлъ. Наоборотъ: меня кто-то отравилъ. Конечно, я знаю, что всѣ считаютъ меня самоубійцей. Рато говорилъ, будто поводомъ послужило письмо. Но, вѣдь, я сдѣлалъ на письмѣ просто ироническую приписку. Въ насмѣшку, чтобы подчеркнуть безразличное отношеніе. Наташа… Что съ вами?
— Погодите…
— Дайте руку.
— Пойдемъ… Сядемъ… Въ бесѣдку…
— Но неужели вы тоже… Могли подумать?
— Сережа… Почему-же… Вы сразу… Не сказали… Впрочемъ, нѣтъ. Что я говорю! Какая глупая! Садитесь. Только не подумайте ничего. Слышите? Вы не смѣете воображать! Со мной бываетъ… Иногда. Вдругъ руки или ноги… Дрожатъ. Значитъ, я ошиблась?.. Значитъ…
— Наташа…. Любимая…
— Я такъ волновалась. Такъ страдала! Вчера весь день не находила себѣ мѣста. Не знала, что дѣлать… Какъ я счастлива!
— Наташа… Теперь я все понимаю…
Вечеръ спускался на долину беззвучный, торжественный. Внизу надъ полями уже распростерлась сѣрая мгла. Складки горъ охватили синія тѣни. Зелень лѣсовъ потемнѣла, готовясь послѣ знойнаго дня къ ночному покою. И только скалистыя вершины еще ярко горѣли, провожая солнце розовымъ сіяніемъ отвѣтныхъ лучей.
Въ саду было тихо. Вдоль узкихъ дорожекъ подъ сводчатымъ сплетеніемъ вьющихся розъ сгущался сумракъ. Благоухали на клумбахъ цвѣты. Красный отсвѣтъ скалъ игралъ на пескѣ, покрывавшемъ площадку.
Большая золотистая кошка съ бѣлыми пятнами, пушистая, выхоленная, лѣниво спустилась съ террасы, подошла къ бесѣдкѣ, остановилась, съ любопытствомъ заглянула внутрь. И, на мгновеніе застывъ въ удивленіи, махнула хвостомъ, недовольно мяукнула… И задумчиво направилась назадъ къ дому.
36.
Дойдя пѣшкомъ вмѣстѣ съ Вольскимъ до своей виллы, Лунинъ открылъ калитку, пропустилъ гостя впередъ, направился вмѣстѣ съ нимъ внутрь дома.
— А гдѣ моя дочь? — спросилъ онъ прислугу.
— Мадемуазель въ саду.
— Одна?
— Нѣтъ. Тамъ еще одинъ молодой человѣкъ.
— Это Сергѣй, — лукаво произнесъ Павелъ Андреевичъ. — Пусть молодые люди бесѣдуютъ. Не будемъ мѣшать.
Профессоръ распорядился накрыть столъ на четыре прибора, далъ прислугѣ кое-какія указанія относительно обѣда и повелъ Вольскаго въ кабинетъ. Здѣсь, сидя въ мягкихъ креслахъ, оба старика дружески стали бесѣдовать на разныя темы. Сначала говорили о Сергѣѣ, о послѣднихъ событіяхъ въ замкѣ. Затѣмъ вспомнили прошлое: совмѣстныя поѣздки на Ривьеру, когда ихъ жены были еще живы; прежнюю уютную жизнь въ Парижѣ, до войны, безъ автомобилей, безъ радіо, когда люди были лучше, веселѣе, деликатнѣе; перешли, наконецъ, на тему о кризисѣ, объ угрожающемъ положеніи міровой промышленности; и Лунинъ разсказалъ подробно о всѣхъ неудачахъ, которыя его преслѣдовали въ послѣднее время.
— Да, дорогой мой, во всѣхъ областяхъ сейчасъ такъ, — сочувственно сказалъ Павелъ Андреевичъ. — Въ нашемъ дѣлѣ тоже положеніе тяжелое. Ну, хорошо: а не хотѣли-ли бы вы возобновить прежній разговоръ о совмѣстной работѣ? Помните, когда я въ первый разъ былъ у васъ, я предлагалъ одну комбинацію. Только теперь думаю поставить вопросъ шире: полностью возобновить ваше прежнее дѣло, если вы на это согласны. Я вложу необходимый капиталъ, вы — свой опытъ, и начнемъ работать на половинныхъ началахъ.
Лунинъ грустно улыбнулся.
— Возстановить дѣло? — нерѣшительно произнесъ онъ. — Какъ вамъ сказать. Я очень благодаренъ, конечно. Но, очевидно, все это вы говорите только подъ вліяніемъ добраго чувства. Я совсѣмъ не хочу, чтобы случайность, спасшая Сергѣя, могла повліять на ваши дѣловыя соображенія.
Читать дальше