Андрей Ренников - Зеленые дьяволы [Ѣ]

— Да это и понятно, — сидя послѣ обѣда въ столовой за партіей бриджа, въ которомъ принимали участіе Горева и Викторъ, разсуждалъ секретарь. — Куда, скажите пожалуйста, дѣться облаку, если оно съ сѣверо-запада случайно попало въ долину? Съ одной стороны цѣпь горъ, съ другой стороны — цѣпь горъ, съ третьей стороны еще хуже — массивъ Монблана. Ясно, что если какая-нибудь неопытная туча заберется сюда, то она и будетъ по крайней мѣрѣ двѣ недѣли блуждать, пока выберется, наконецъ, на открытое мѣсто.

— Пики! — строго возвышала голосъ Ольга Петровна. — Николай Ивановичъ, вы слышите, что я говорю? Пики!

На четвертый день небо, наконецъ, прояснилось, и Павелъ Андреевичъ вмѣстѣ съ Сергѣемъ отправился на автомобилѣ къ профессору. На звонокъ у воротъ вышелъ старикъ-садовникъ и сказалъ, что мсье Лунинъ съ дочерью дома и что можно идти къ нимъ прямо, безъ доклада.

— Что же… Вилла недурная, — благожелательно произнесъ Вольскій, оглядывая нарядный двухъ-этажный домъ, окруженный клумбами цвѣтовъ и тѣнистымъ садомъ. — Ты будь съ ними полюбезнѣе, Сережа.

— Я къ нимъ всегда хорошо относился, папа, — холодно отвѣтилъ Сергѣй, которому казалось, что возобновленіе знакомства съ дочерью Лунина является чѣмъ-то вродѣ измѣны Кэтъ.

Въ отвѣтъ на стукъ дверь открылась, и на порогѣ появилась сама Наташа. Теперь это была уже не та шаловливая худенькая дѣвочка, которую зналъ Сергѣй пять лѣтъ тому назадъ, а красивая стройная брюнетка съ огромными синими глазами, съ тонкимъ изломомъ бровей, съ густыми черными волосами, которые, вопреки модѣ, не были подстрижены и образовывали у затылка узелъ изъ туго сплетенныхъ косъ.

Лицо дѣвушки выразило сначала удивленіе, смѣшанное съ нѣкоторымъ недоброжелательствомъ. Однако, пересиливъ себя, Наташа любезно улыбнулась.

— Здравствуйте, Павелъ Андреевичъ.

Она бросила взглядъ на Сергѣя, который за эти годы изъ прежняго мальчугана тоже превратился въ интереснаго молодого человѣка, и слегка покраснѣла.

— Вы стали настоящей красавицей, Наташа, — ласково произнесъ Вольскій, здороваясь съ Луниной. — Сережа, не находишь?

— Да… Я бы сразу не узналъ.

Пригласивъ Вольскихъ внутрь, Наташа повела ихъ въ верхній этажъ, на веранду, гдѣ находился ея отецъ. Это былъ почтенный старикъ, съ красивымъ лицомъ, съ холеной сѣдой бородой, придававшей ему благообразный, но нѣсколько старомодный видъ.

Замѣтивъ гостей, Лунинъ всталъ, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ навстрѣчу и серьезно, безъ улыбки, протянулъ Вольскому руку.

— Очень радъ видѣть васъ, — сказалъ онъ. — Хорошо, что навѣстили сосѣдей. А вы, Сережа, выросли… Садитесь, господа. Угодно чаю?

— Нѣтъ, нѣтъ, не безпокойтесь, пожалуйста, — отвѣтилъ Павелъ Андреевичъ, садясь въ кресло. — Я получилъ вашъ отвѣтъ, и хотѣлъ въ тотъ же день заѣхать, но, къ сожалѣнію, помѣшали дожди. Сказать по правдѣ, мнѣ было бы очень цѣнно возобновить съ вами прежнія добрыя отношенія.

— Да, хорошо было бы, — съ многозначительной улыбкой произнесъ Лунинъ. — Жаль только, теперь годы не тѣ. Старѣть я началъ. И непріятныя событія послѣднихъ лѣтъ сильно пошатнули здоровье.

— Ничего, Богъ дастъ, все устроится. Теперь дѣла какъ будто идутъ на улучшеніе. Наташа, можетъ быть, вы покажете вашъ садъ Сергѣю?

Когда молодые люди ушли, Вольскій придвинулъ свое кресло поближе къ профессору, положилъ ему на колѣно руку и дружески проговорилъ:

— Дорогой мой… Даю вамъ слово, я не виноватъ. Я бы никогда не началъ противъ васъ процесса.

— Не будемъ говорить объ этомъ, Павелъ Андреевичъ. Что было, то было.

— Нѣтъ, я именно хочу поговорить объ этомъ, чтобы вы не думали, будто я не цѣнилъ нашихъ добрыхъ отношеній. Какъ вамъ извѣстно, я весь прошлый годъ провелъ въ Америкѣ, и дѣла велъ мой адвокатъ. Пріѣхавъ въ Лондонъ, я уже былъ поставленъ передъ совершившимся фактомъ.

— Но, я думаю васъ запрашивали, какъ поступить… — съ иронической улыбкой пробормоталъ Лунинъ, нс глядя на Вольскаго.

— Да, адвокатъ хотѣлъ написать мнѣ объ этомъ. Но, къ сожалѣнію, моя кузина, которая тогда гостила у меня въ Лондонѣ и не была хорошо освѣдомлена о нашей дружбѣ, посовѣтовала ему меня не запрашивать. Во всякомъ случаѣ знайте, дорогой мой: когда ваши дѣла поправятся, а я увѣренъ, что они поправятся, я охотно уступлю вамъ замокъ обратно за тѣ же семьсотъ тысячъ. Я собирался уже тогда сообщить вамъ объ этомъ рѣшеніи, но вы прислали такое непріятное письмо, что я поневолѣ ничего не написалъ…

— Семьсотъ тысячъ! Интересно знать, буду ли и когда-нибудь имѣть хотя бы семьдесятъ тысячъ франковъ.