Артур Дойль - Долина ужаса - Роман; Записки о Шерлоке Холмсе - Рассказы; Возвращение Шерлока Холмса - Рассказы

Холмс кратко рассказал инспектору о шифрованном письме и найденном к нему ключе. Мак-Дональд сидел, опершись подбородком на обе руки. Он слушал очень внимательно, его густые брови соединились в одну прямую линию.

— Я хотел ехать в Бирльстон прямо сейчас, — сказал он, — и зашел просить вас сопутствовать мне, — вас и вашего друга. Но из того, что вы сообщили мне, следует, что мы могли бы более успешно действовать в Лондоне.

— Едва ли так, мистер Мак, — заметил Холмс.

— Взвесьте все, мистер Холмс, — воскликнул инспектор. — Дня два все газеты будут заполнены «бирльстон-ской тайной», но что это за тайна, если в Лондоне находится человек, который сумел заранее предсказать это преступление? Остается только наложить руки на этого человека, и все будет выяснено.

— Несомненно, мистер Мак. Но каким образом вы предполагаете наложить руки на Порлока?

Мак-Дональд посмотрел с обеих сторон письмо, переданное ему Холмсом.

— Штемпель поставлен в Кэмбервеле, — это не особенно может помочь нам. Имя, вы говорите, вымышленное. Тоже, конечно, не слишком благоприятно. Вы сказали, что посылали ему деньги?

— Два раза.

— Как именно?

— В Кэмбервельское почтовое отделение чеками одного из банков.

— И вы ни разу не поинтересовались узнать, кто приходил за ними?

— Нет.

Инспектор был, по-видимому, удивлен и несколько смущен.

— Почему?

— Потому что я всегда исполняю данное слово. После первого же его письма я обещал ему, что не буду разыскивать его.

— Вы думаете, что он только маленькая пташка и за ним стоит какая-то более крупная личность?

— Я знаю, что это так.

— Профессор, о котором я слышал от вас?

— Именно.

— Я не скрою от вас, мистер Холмс, у нас в Скотленд-Ярде думают, что вы недаром имеете зуб на этого профессора. Я лично собрал кое-какие сведения по этому поводу: он выглядит очень почтенным, ученым и талантливым человеком.

— Я рад, что ваши расследования дали вам возможность признать его талантливость.

— Послушайте, можно не желать и все-таки признать это. После того как я узнал ваше мнение, я счел нужным увидеть его. Разговор у нас шел о солнечных затмениях — как он принял это направление, я не понимаю до сих пор, — но профессор притащил глобус, лампу с рефлектором и моментально разъяснил мне этот вопрос всесторонне. Потом он предложил мне какую-то книгу, но, хотя во мне и сидит недурная абердинская закваска, я все-таки решил, что это будет немного чересчур для моей головы. У него, с его тонким лицом, седыми волосами и какой-то особенно торжественной манерой говорить, — вид настоящего министра. Когда он при прощании положил мне руку на плечо, это выглядело, будто отец благословляет вас, отпуская во взрослую жизнь.

Холмс усмехался и потирал руки.

— Великолепно! — воскликнул он. — Положительно великолепно! Скажите мне, дорогой Мак-Дональд, эта приятная и интимная беседа происходила в кабинете профессора?

— Да.

— Красивая комната, не правда ли?

— Очень красивая — прекрасная комната, мистер Холмс.

— Вы сидели против его письменного стола?

— Совершенно верно.

— И вы оказались против источника света, а его лицо было в тени?

— Это, видите ли, происходило вечером, но свет лампы был направлен в мою сторону.

— Этого можно было ожидать. Обратили ли вы внимание на картину на стене позади кресла профессора?

— Для меня очень немногое остается незамеченным. Это, по-видимому, я перенял от вас. Да, я заметил эту картину.

— Это картина Жана Батиста Грёза.

Инспектор выглядел заинтересованным.

— Жан Батист Грёз, — продолжал Холмс, сплетая кончики пальцев и откидываясь на спинку стула, — был знаменитым французским художником, писавшим между тысяча семьсот пятьдесят восьмым и тысяча восьмисотым годами. Новейшая художественная критика ставит его еще выше, чем его современники.

Теперь инспектор слушал совершенно безучастно.

— Не лучше ли нам… — начал он.

— Мы именно это и делаем, — прервал его Холмс. — Все, что я говорю, имеет прямое отношение к тому, что вы называете Бирльстонской тайной. В известном смысле это можно назвать даже самым центром, средоточием ее.

Мак-Дональд слегка улыбнулся и вопросительно взглянул на меня.

— Вы мыслите чересчур быстро для меня, мистер Холмс. Вы отбрасываете одно или два звена, а для меня это уже препятствие, я не могу поспевать за вами. Что может быть на свете общего между давно умершим художником и Бирльстонским делом?