Найо Марш - Последний рубеж. Роковая ошибка

Викарий сказал, что внутри помещения есть совок, которым пользуются рабочие, ухаживающие за кладбищем. Сержант Макгинесс пошел за ним. Было слышно, как Бейли сгребает землю руками. Он пригоршнями выкладывал ее на край могилы. Аллейн ее внимательно осматривал. Земля была рыхлой и сухой. Макгинесс принес совок, и холмик земли на краю могилы стал расти быстрее.

– Земля чем дальше, тем плотнее, – сказал наконец Бейли, – но копать нетрудно. Я… думаю… – Голос его дрогнул. – Я думаю, что она была перекопана… или насыпана сверху… или… подождите-ка.

– Теперь очень аккуратно! – воскликнул Фокс.

– Тут что-то есть!

Бейли начал ребром ладони сгребать землю в сторону и очищать середину.

– Побольше света, – попросил он.

Аллейн направил вниз луч своего фонаря и высветил руки Бейли, повернутые вниз ладонями с растопыренными пальцами и зависшие над тем местом, которое они раскопали.

– Продолжайте, – поторопил его Аллейн. – Продолжайте.

Ладони опустились и раздвинулись, сметая в стороны остатки земли.

Лицо Клода Картера от давления грунта расплющилось и превратилось в лицо горгульи, на месте глаз лежали бороздки земли.

Прежде чем доставать тело, Томпсон сфотографировал его на том месте, где оно было найдено. Потом оно было с большой осторожностью и большими трудностями поднято и уложено на брезент. В яме они нашли рюкзак Клода, туго набитый.

– Он собирался забрать машину, – сказал Фокс, – и ехать на ней в Саутгемптон.

– Думаю, да.

Сибил Фостер вернули в ее могилу и закопали.

– Теперь я пойду, – сказал викарий. – Упокой Господь их души.

Аллейн проводил его в церковь. Задержавшись на ступенях, священник заметил:

– Дождь прошел, а я и не заметил. Как странно.

– Вы в порядке? – спросил Аллейн. – Сможете сами вернуться домой?

– Что? А! Нет. Не сразу. Со мной все хорошо, спасибо. Сейчас я должен помолиться за живых.

– За живых?

– О да, – дрогнувшим голосом ответил викарий. – Да, конечно. Это моя работа. Я должен помолиться за ближнего своего. За убийцу. – И он вошел в церковь.

Аллейн вернулся под тент.

– Дождь почти закончился, – сказал он. – Думаю, нужно выставить охрану снаружи.

Сотрудники Скотленд-Ярда вышли из-под тента.

Бейли и Томпсон делали свою обычную работу. Фотовспышка сверкала беспрестанно, словно Клод Картер был какой-то знаменитостью. Когда они перевернули его, и изуродованного лица не стало видно, на затылке у него обнаружилась зияющая ухмылкой огромная красная рана.

– Ему ж чуть голову не снесли, – прошептал Томпсон и сделал снимок крупным планом.

– Не преувеличивайте, – автоматически пожурил его Фокс. Он обыскивал рюкзак.

– Но это недалеко от истины, мистер Фокс, – поддержал коллегу Бейли.

– Если вы закончили, обыщите его, – велел Аллейн.

Бейли нашел в его карманах бумажник с двадцатью фунтами и мелочью, сигареты, спички, блокнот, паспорт и три грязные почтовые открытки.

А во внутреннем нагрудном кармане – маленькую, но чрезвычайно прочную стальную коробочку, какие иногда используют ювелиры для хранения колец. Ключик от нее нашелся в бумажнике Клода.

Аллейн открыл коробочку, в ней лежал аккуратно сложенный миниатюрный конверт, обернутый водонепроницаемым шелком, а внутри конверта, между двумя стеклами от часов – марка: царь Александр с дыркой во лбу.

– Смотрите, Фокс, – сказал он.

Фокс застегнул рюкзак, подошел и, упершись своими огромными ладонями в колени, присел, разглядывая марку.

– Вы продемонстрировали прекрасный образец умозрительного построения, – сказал он. – А жестяная коробка, которую мы нашли в его комнате, вполне могла оставить след на камнях очага, надо проверить. Занятно, что все эти годы она пролежала там. Думаю, капитан Картер спрятал ее под очагом вечером накануне своей гибели.

– И вполне мог использовать для этого цемент из мешка, который до сих пор тихо гниет там в углу. И отметил место на плане, к которому этот бедный негодяй проявил такой интерес.

– Он ведь не стал бы пытаться продать марку в Англии, правда?

– Не нужно забывать, что она принадлежала ему по праву. Такой, как он, мог бы окольным путем подкатиться к какому-нибудь заграничному миллионеру-коллекционеру, чей собирательский фанатизм взял бы верх над добросовестностью.

– Удивительно, – сказал Фокс, – клочок бумаги величиной с ноготь. Притом не очень красивый, и к тому же бракованный. А сто́ит столько же, сколько бриллиант с него размером. Не могу я этого понять.