Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– А Шакловитая? Пока она в своей комнатушке лежала, был у нее медикус или, может, подруги заходили проведать?

– Не заходили, скажу больше, у нас здесь больных страсть как не любят, тем более заразных. А тут жар, боль, да еще и пятна по всему телу. Ее тут же на носилки и в дом родственницы ее престарелой отвезли. Вот с тех пор Софью никто здесь и не видел.

– Говорили, будто бы она замуж вышла, – Шешковский думал о Лопухиной, история шелковой розы уже в который раз появлялась в этом запутанном деле.

– Полагаю, что вышла. Как поправилась, так и вышла. В любом случае, без приданого не оставили. А впрочем, вы Ивана Ивановича расспросите, он лично ездил к девице Шакловитой, должен знать подробности.

– К кому? – не понял Шешковский.

– К Иоганну Германну Лестоку, или Ивану Ивановичу Лестоку, как у нас его все называют. Обрусел, сами понимаете.

– Лейб-медик императрицы заходил к простой вышивальщице? У них что… – Он густо покраснел. – Амор?

– Про амор не думаю, а то, что заходил, – факт. Впрочем, может быть, он от цесаревны приказ получил. Шакловитая ведь хоть и седьмая вода на киселе Федору Леонтьевичу [72] Федор Леонтьевич Шакловитый (Большой) (середина 1640-х – 11 октября (21 октября) 1689) – окольничий, фаворит царевны Софьи Алексеевны. , но все же не пустое место.

– Тому самому окольничьему? – смекнул Шешковский. Речь шла о фаворите Софьи Алексеевны.

– Вот именно. Девица хоть и весьма вольного нрава, дерзка и себе на уме, могла и непокорность выказать, и надерзить, рукоприкладствовала. И самое главное, но это уже я вам под большим секретом открываю, имела незаконнорожденную дочь! Сам я, правда, дитя не видел, малышка воспитывалась в доме у ее тетушки. Но задумайтесь на мгновение: она ведь как-то держалась на своем месте. Вот вы Лестока заподозрили в тайной связи с вышивальщицей, не думаю, что такое возможно, Иван Иванович совсем других девиц жалует. Чтобы ростом были высоки, поджарые, как молодые кобылки, и главное, чтобы на лице ни оспинки, ни родинки. Он ведь даже мушек не терпит, говорит, что они ему нарывы нераскрытые напоминают, нынче при дворе все с мушками. Мода.

– А у Шакловитой, стало быть, имелось какое-то пятно на лице? – не поверил своей удаче Степан.

– Шрамик повыше брови скобочкой, уголком. При дворе, сами знаете, дамы носят гладкие прически, чтобы волосок к волоску, лоб открыт, на лицо ни кудряшки, ни локона не падает, так что уродство она свое спрятать не могла. Я сам, правда, не был свидетелем, но говорили, будто бы сама Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина – родственница канцлера – ей в голову шкатулкой китайской запустила, задрыгой и шпионкой при этом величая. Я в тот день в Ораниенбауме мебель новую получал и не присутствовал, но говорили, много было кровищи, бровь разбита, а под глазом синячина преогромный. Вот его я узрел. После, когда приехал.

– Когда же это произошло? И не известно ли, за что Анна Гавриловна прибила Шакловитую?

– Произошло сие вроде бы за полгода до того самого бала, а причину всякий знает, Бестужева пригласила Шакловитую к себе домой, с тем чтобы та посмотрела присланный ей из Парижу редкий голубой муслин с дивной красоты павлинами. Бестужева хотела сделать из него платье, и Шакловитая должна была придумать, как и чем будет его украшать. А Софья Егоровна уже видела точно такой же материал у Елизаветы Петровны и после проболталась цесаревне-то нашей… В общем, потом выяснилось, что оба рулона материи привез один и тот же человек. Петр Шувалов, – камергер приложил палец к губам, – здесь повсюду уши. Кстати, Елизавета Петровна в этом платье с павлинами была на куртаге в доме канцлера, а вот Бестужева уже воспользоваться этим полотном не посмела. И правильно сделала. Ну, вы понимаете, о чем я?

Шешковский кивнул.

– Елизавета Петровна, добрая душа, на Бестужеву не осерчала, та у нее никогда не была под подозрением, а вот Анна Гавриловна вышивальщице за позор свой отомстила. М-да… синяк долго не проходил, чернел, желтел, зеленел… Софья Егоровна вся распереживалась. А вот шрамик остался. И надо же, именно в это время я узнаю, что Шакловитая завела себе полюбовника!

– Но не Лестока, – понимающе кивнул Степан.

– Слушок ходил, будто бы она с Иваном Шуваловым плотские радости вкушала, ну да это, я полагаю, домыслы, потому как сохла то она по вашему собрату по ремеслу. Впрочем, вы-то в ту пору еще не служили, – Шкурин весело рассмеялся. – По Антону Синявскому, насколько я понимаю, он до сих пор служит, во всяком случае, он не так давно слуг допрашивал в связи с исчезновением девицы Самохиной. Сам видел, раскланялись даже, не знаю, право, вспомнил он меня или так, из приличия.