Роберт ван Гулик - Судья Ди за работой

— За победу! — отозвался судья Ди и единым глотком осушил кубок.

С улицы донеслось грохотанье обитых железом тележных колес по мерзлой земле.

— Должно быть, наши войска наконец-то перешли в контрнаступление, — удовлетворенно проговорил судья.

Квэн прислушался и горестно покачал головой.

— Нет, едут слишком медленно. Они возвращаются с поля брани.

Судья Ди встал, отдернул занавесь и открыл окно, храбро подставив лицо пронизывающему ветру. В призрачном лунном свете он увидел внизу длинную вереницу телег, влекомых истощенными клячами. Повозки были забиты ранеными солдатами и закрытыми рогожей трупами. Судья торопливо закрыл окно.

— Приступим к трапезе! — проговорил Квэн, показывая палочками для еды на серебряные блюда, которыми был уставлен стол.

В каждом было лишь понемногу соленых овощей, считаные кусочки солонины да вареные бобы.

— Трапеза кули на серебре — вот до чего мы дожили, — с горечью сказал Квэн. — До войны в моем округе царило изобилие. Теперь же есть почти нечего. Если в ближайшее время не произойдет перемен, здесь наступит голод.

Судья Ди хотел было утешить его, но тут же прижал руку к губам. Мучительный кашель сотряс его могучее тело. Наместник обеспокоенно посмотрел на него и спросил:

— Неужели легочная эпидемия распространилась и на ваш округ?

Судья переждал приступ, затем быстро осушил свой кубок и прохрипел:

— Только отдельные случаи и не слишком тяжелые. В средней форме, как у меня.

— Вам повезло. Здесь большинство заболевших через день-другой начинают харкать кровью. И мрут как крысы. Я надеюсь, вы удобно расположились? — обеспокоенно добавил он.

— О да, у меня прекрасная комната на хорошем постоялом дворе, — отозвался судья Ди.

На самом деле он делил с тремя командирами продуваемый насквозь чердак, но ему не хотелось еще более расстраивать своего хозяина. Квэн все равно не мог разместить его в своих личных покоях, потому что они были заняты армейскими, и наместник сам вынужден был переселиться вместе со всем семейством в крохотную развалюху. Положение сложилось странное: в обычные времена наместник был чуть ли не всемогущ — высший властитель своего округа. Но теперь правила армия.

— Завтра утром я возвращаюсь в Ланьфан, — сообщил судья. — Там у меня накопилась масса дел, ведь в моем округе тоже нехватка продовольствия.

Квэн мрачно кивнул, а потом спросил:

— Зачем вас вызвал главнокомандующий? Из Ланьфана сюда добрых два дня пути, а дороги ужасны.

— Уйгуры поставили свои шатры за рекой, по которой проходит граница моего округа, — ответил судья Ди. — Главнокомандующий желал знать, какова вероятность того, что они присоединятся к татарским ордам. Я рассказал ему, что…

Вдруг он умолк и с подозрением взглянул на двух девушек. У татар повсюду шпионы.

— За девушек не беспокойтесь, — успокоил его Квэн.

— Что ж, я сообщил главнокомандующему, что уйгуры способны выставить всего две тысячи воинов, а их хан отправился на длительную охоту в Центральную Азию как раз перед тем, как в уйгурский стан прибыли татарские послы, чтобы предложить ему присоединиться к татарским ордам. Уйгурский хан — человек мудрый. Вы же знаете, что его любимый сын гостит заложником в нашей столице.

— Две тысячи в любом случае положения не меняют, — заметил Квэн. — У этих проклятых татар вдоль нашей границы наготове стоят триста тысяч. Под их пробными вылазками трещит наша оборона, а главнокомандующий держит здесь без дела двести тысяч солдат, вместо того чтобы начать наконец обещанное контрнаступление.

Какое-то время оба наместника ели молча, а девушки подливали им вино. Когда с бобами и солеными овощами было покончено, наместник Квэн поднял глаза на Чайную Розу и нетерпеливо спросил:

— Где рис?

— Служитель сказал, что у них больше нет, — ответила девушка.

— Чепуха! — гневно воскликнул наместник.

Он встал и обратился к судье Ди:

— Прошу позволения оставить вас ненадолго. За всем приходится смотреть самому!

Когда он вместе с Чайной Розой спустился вниз, вторая девушка тихо сказала судье Ди:

— Не окажете ли вы мне великую милость, ваша честь?

Судья взглянул на нее. Это была женщина лет двадцати, не лишенная привлекательности, однако толстый слой румян не мог скрыть болезненного цвета ее лица и ввалившихся щек.

— В чем дело? — спросил судья.

— Я плохо себя чувствую, ваша честь. Если бы вы могли уйти пораньше и взять меня с собой, я бы с радостью приняла вас, отдохнув немного.