Иван Василенко - Золотая жила [Записки следователя]

— Сыночек, Иванко! Я твоя мама! Забыл? Я… я… я… — застонала и облилась слезами.

Заплакал и Иванко, но так и не подпустил к себе мать…

На одном никопольском комбинате ревизией была выявлена крупная недостача гипса, мраморной крошки, цемента и других материалов. Причину столь большой недостачи установить не удалось. По материалам ревизии прокурор района Гречаный возбудил дело. Дважды оно закрывалось. Поступали жалобы, следствие возобновлялось… и вновь прекращалось.

Наконец это почти что безнадежное дело попало в мои руки, к четвертому по счету следователю.

Материалы дела я изучал долго: тщательно и внимательно читал показания свидетелей, анализировал документы, разрабатывал новые версии. Действительно, дело было запутанным, сложным, но интересным. В самом деле, куда же девались дефицитные строительные материалы? Ответа на этот вопрос я так и не нашел в материалах дела. Следствие велось без всякой системы, поверхностно и, по существу, было заведено в тупик. Подозреваемых значилось много: один был дважды судим, другой — замешан в валютных операциях, третий — спекулянт и отъявленный вор, иные просто тунеядцы, шабашники и т. п. Следователи добивались от них признания в хищении материалов, и в этом заключалась основная их ошибка. Сбором новых доказательств никто из следователей по-настоящему не занимался. Нужно было все начинать сначала.

На комбинате строительные материалы расходовались безучетно. Со склада их брали все, кто хотел, без документального оформления. Преступная халатность многих ответственных лиц была налицо. Бесхозяйственность чувствовалась повсюду. Везде валялись куски металла, перемешанного с землей и щебнем. Из арматуры и труб сделан забор высотой в два метра, который опоясывал огромную территорию предприятия.

В экспериментальной мастерской, где отливались из гипса детали, вовсю кипела работа. Работали три человека. Один из них размешивал гипс, другой черпал его ковшом и заливал в пресс-формы, третий стоял рядом, уткнувшись в чертежи. Они так увлеклись работой, что не заметили моего прихода. Я поздоровался, мне ответил за всех тот, что держал чертежи. Высокий, стройный шатен, с продолговатым лицом и грустными серыми глазами.

— Глес Аркадий Титович, старший мастер, — отрекомендовался он и тотчас же спросил: — Заказать что-то хотите?

Я представился и объяснил цель своего прихода. Глес смутился, суетливо начал объяснять:

— Вот. Отливаем картуши для дома культуры. Работаем втроем. Ребята неплохие. Работы хоть отбавляй — экспериментируем. Это модельщик по фамилии Болячка, а это разливщик — Замотайло.

Время шло к обеду, и рабочие, закончив разливать гипс, вымыли руки, подошли к нам. Как раз в это время с шумом распахнулись створки дверей и на пороге мастерской появилась молодая, элегантно одетая женщина. В помещении резко запахло духами. Глес вздрогнул и кинулся ей навстречу.

— Краля его, Соня, — шепнул мне Болячка. — Сегодня у нас получка, и она тут как тут.

Я стал наблюдать за женщиной. Действительно, она была очень красивой. Гладко зачесанные шелковистые волосы спадали на оголенные плечи. Голову держала высоко и гордо… Чуть вздернутый маленький носик, ровный подбородок и большие круглые глаза. Ей было не более двадцати пяти лет. Походка ровная, грациозная. Прошла мимо нас, оставив после себя запах дорогих духов. Я сразу определил: она и Глес — разные люди. Во-первых, Соня выглядела гораздо моложе Глеса; платье плотно облегало фигуру, сияло красным шелком. Глес по сравнению с ней выглядел жалким и несчастным. Его лицо посерело, сморщилось. Соня, ничего не говоря (видимо, к этому привыкла), на глазах у всех полезла к мужу в карман и извлекла оттуда бумажник. Тут же, не стесняясь, начала потрошить его.

— Так всегда, — вздохнул Замотайло, — грабит, бедного, средь белого дня, даже на обед не оставляет.

Соня, наверное, услышала наш разговор, увела за собой Глеса. Когда они вышли, Замотайло, кашлянув в кулак, продолжал:

— Тунеядка! На шее его сидит. Такая здороваха вместе с матерью нянчит единственного сына, которому уже пошел шестой год.

— А как деньги любит, — вмешался Болячка, — из-за нее Глес здесь, в этой дыре… А какой он специалист… Золотые руки… Отменный строитель, архитектор и скульптор.