Найо Марш - Старые девы в опасности. Снести ему голову!

— Так он не отзывался! — вскричал Эрни, все так же не поднимая глаз и не меняя позы. — Не отзывался и не выходил. Старый хорек!

— А ну отвечай, что тебя спрашивают, ты, болван! — сорвался Крис. — Хватит нести всякую чушь! — Братья наперебой принялись уверять Аллейна, что Эрни совсем не то хотел сказать.

Аллейн снова поднял руку, призывая к молчанию.

— Скажи мне, Эрни, что там произошло? Ты пришел в кузницу — и что ты увидел?

— А? — Он повернул голову и бросил на Аллейна быстрый взгляд. — Так Нэт же вам говорит — увидел записку на двери.

Аллейн достал из кармана пальто пожелтевший бланк, на котором была нацарапана записка — Бэйли зажал ее между двух стекол.

— Будь добр, взгляни — это она?

Эрни взял ее в руки и тут же громогласно расхохотался. Фокс поспешно забрал листок.

— Что ты сделал потом?

— Я? То, что там прописано. Ведь «Эрн» — это я? Его вещи для танца висели прямо там: маска, рубаха, кроличья шапка. Ну я и нацепил их быстренько.

— А ты уже был одет для Разгоншика?

— Ну и что? Я одел все прямо сверху. Тихо-тихо… А то вдруг бы он услышал и передумал. И пулей — на улицу. Влез в фургон — и по газам. Ж-ж-ж! Вжж-жи-и! — Эрни совершенно по-детски изобразил, как он едет. — Я ведь все верно сделал? Я же теперь был Шут. И скорее поехал показывать танец. Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!..

Дэн зарылся лицом в ладони.

— Стыд-то какой! — выдохнул он.

Аллейн расспросил Андерсенов, что было, когда приехал Эрни. Братья сказали, что прочитали записку и отправили ее доктору Оттерли. Ее отнес младший сын Дэна, Билл, которого потом нарядили как дублера. Доктор Оттерли вышел во двор. Парню дали последние указания. Когда пробило девять, доктор пошел со своей скрипкой на сцену. Но именно в эту минуту все они услышали, как, натужно пыхтя, подъезжает автомобиль миссис Бюнц. Пока они ждали, когда грянет музыкальное вступление, машина добралась до стены, и на заднем сиденье они увидели размахивающего руками Лицедея. Заслышав у себя за спиной звуки ссоры, доктор Оттерли решил не начинать, а пошел посмотреть, что случилось.

Оказалось, что после обеда старик крепко заснул и, проспав до вечера, проснулся бодрый и здоровый как бык.

Первое, что он услышал, это рев мотора — сыночек уехал без него. Вне себя от гнева он вынужден был скрепя сердце согласиться, чтобы его главный недруг, миссис Бюнц, подвезла его к замку.

— Когда он подошел, его прямо трясло, — свидетельствовал доктор Оттерли. — Он даже говорить не мог. Схватил Эрни и начал стаскивать с него костюм Шута.

— Ну а ты что? — обратился Аллейн к Эрни. — Тебя это обрадовало?

Эрни, к явному замешательству остальных, так и вспыхнул от неприятных воспоминаний. Насколько понял Аллейн, он тогда попытался спорить с отцом, но братья быстро его укротили.

— Эрни стал отказываться играть Разгонщика, — сказал Дэн, и все его горячо поддержали. — Эрни объявил, что или он будет танцевать за Шута, или не будет танцевать вообще. В конце концов Саймону Беггу удалось убедить его.

— Я согласился только из-за летчика-командира — на всех остальных мне плевать. Он попросил меня — и я согласился. Вышел и стал сам «разгонять».

С этого места Аллейн больше не прерывал их своими замечаниями. Ни один из Сыновей, как выяснилось, во время представления не заходил за дольмен — туда, где лежал отец. Все пятеро были убеждены, что Лицедей никаким образом не мог ни уйти со двора, ни вернуться туда — живой или мертвый. Также все пребывали в твердом убеждении, что страшное убийство не могло произойти за время с момента разыгранного падения до того, как было обнаружено обезглавленное тело. Не могло, громко твердили они и при этом помогали себе кулаками, стуча ими по столу. Нет, нет и нет — этого не могло быть!

— Предлагаю исходить из того, — с трудом перекричал их мистер Фокс, — что никто из нас не верит в сказки. — Он обвел присутствующих теплым взглядом.

— А если даже верит, то сейчас это не актуально, — добавил старший инспектор.

— А вот папа!.. — вскричал Эрни.

— Что — папа? — Аллейн старался сохранять спокойствие.

— Он верил в сказки.

Фокс тяжело вздохнул и сделал запись в своих заметках.

— Может быть, — продолжал Аллейн, — он верил и в жертвоприношения? — Пять лицедейских сыновей заерзали на своих стульях и ничего не ответили. — Такое случалось в старину. Может, я ошибаюсь, но раньше, давно, не полагалось ли приносить к этим плитам какую-нибудь жертву — ну там птицу или что-нибудь еще? Разумеется, в определенное время года?