Гилберт Честертон: Тайна отца Брауна

Неправдоподобно большой камень горел, как горел бы костер сквозь кровавый дождь. Но лорд Маунтигл, беспечно катая его по ладони, глядел в потолок, пространно рассказывая о том, какое место занимает гора Меру в мифологии гностиков.

Когда он уже изобличил демиурга и провел исчерпывающую параллель между гностиками и манихеями, даже тактичный Хардкасл думал, как бы переменить тему. Наконец он спросил, нельзя ли рассмотреть камень, и, поскольку в комнате уже смеркалось, направился к двери, ведущей во дворик. Только тогда он и ощутил, что близко, почти рядом, все время стоял Учитель.

Дворик был такой, каким он обычно бывает в монастырях, но готические колонны соединялись снизу, так что арки были скорее не дверями, а окнами. Вероятно, стенки эти сложили давно; однако было здесь и новшество – над ними, между колоннами, висели занавеси в восточном вкусе, сделанные то ли из каких-то бусин, то ли из легкого тростника. Они совсем не подходили к серому камню и не очень хорошо пропускали свет, но все это было не самой главной из несообразностей, на которые, каждый по-своему, взирали гости.

Посередине дворика стоял темно-зеленый фонтан, в котором плавали водяные лилии и золотые рыбки. Над ними возвышалось изваяние. Сидело оно спиной, и в такой позе, словно у него и головы нет, но даже в сумерках, по одним его очертаниям, было сразу видно, что создали его не христианские монахи.

Неподалеку, на светлых плитах двора, стоял тот, кого называли Учителем. Его тонкое лицо походило на бронзовую маску, а седая борода, расходившаяся веером, казалась ярко-синей. Одежды его были синевато-зелеными; бритую или лысую голову венчал странный убор, напоминавший скорее об Египте, чем об Индии. Широко открытые глаза – совсем такие, какие рисуют на саркофагах, – глядели не то в пустоту, не то на идола. Как ни удивителен он был, гости тоже глядели скорее на идола, чем на него.

– Странная статуя, – сказал Хардкасл, немного сдвинув брови. – Никак не подходит к монастырскому дворику.

– От вас я этого не ждала, – сказала леди Маунтигл. – Мы именно и хотели соединить великие религии, Будду и Христа. Вы понимаете, конечно, что все религии одинаковы.

– Тогда зачем же, – кротко спросил отец Браун, – искать их так далеко?

– Леди Маунтигл хочет сказать, – начал Хардкасл, – что это – разные грани, как у этого камня (увлекшись новой темой, он положил рубин на каменную перемычку или, если хотите, подоконник между колоннами). Но из этого не следует, что мы вправе смешивать стили. Можно соединить христианство с исламом, но не готику с арабским стилем, не говоря уж об индусском.

Тем временем Учитель вышел из оцепенения, медленно перешел на другое место и встал прямо перед ними, за аркой, лицом к идолу. По-видимому, он постепенно обходил полный круг, как часовая стрелка, но не сразу, а по кусочку, останавливаясь для молитвы или созерцания.

– Какой же веры он? – спросил Хардкасл с едва заметным нетерпением.

– Он говорит, – благоговейно отвечала хозяйка, – что вера его древнее индуизма и чище буддизма.

– А… – протянул Хардкасл, неотрывно глядя в монокль на загадочного Учителя.

– Существует предание, – назидательно и мягко сказал хозяин, – что такое же божество, но гораздо больше, стоит в одной из пещер священной горы…

Но мерное течение лекции прервал голос, раздавшийся из-за плеча лорда Маунтигла, из тьмы музея. При звуке этого голоса Хардкасл и Хантер сперва не поверили себе, потом рассердились, потом засмеялись.

– Надеюсь, не помешал? – учтиво спросил френолог, неутомимо служивший истине. – Я подумал, что вы, наверное, уделите минутку недооцененной науке о шишках человеческого черепа…

– Вот что, – крикнул Томми Хантер, – у меня шишек нет, а у вас они сейчас будут!..

Хардкасл сдержал его, но все секунду-другую смотрели не во дворик, а в комнату.

Тогда это и произошло. Первым откликнулся все тот же подвижный Томми, на сей раз – не зря. Никто еще ничего толком не понял, Хардкасл еще не вспомнил, что оставил рубин на широкой перемычке, а Хантер уже прыгнул ловко, как кошка, наклонился между колоннами и огласил дворик криком:

– Поймал!

Но в короткое мгновение, перед самым его криком, все увидели то, что случилось. Из-за одной колонны выскользнула рука цвета бронзы или старого золота и исчезла сразу, словно язычок муравьеда. Однако рубин она слизнула.

На камнях перемычки ничего не сверкало в слабом свете сумерек.

– Поймал, – повторил, отдуваясь, Томми Хантер. – Трудно его держать. Зайдите-ка спереди, помогите!