Мейбл Сили - Широко закрытые глаза

– Не могу себе представить, каким образом такой логически мыслящий, интеллигентный человек, как лейтенант Штром пришел к такому безрассудному заключению?

– А разве вы, при всей вашей мудрости, не можете допустить, что, возможно, ошибаетесь вы, а не Штром? Все же он имеет немалый опыт в расследовании убийств. Вы же, слава Богу, наоборот, никакого. Но вам хотелось бы небольшой сенсации, не правда ли? Для вас все это ужасное дело должно быть связано с убийством, на меньшее вы не согласны!

– Штром ошибается! Я согласна на любое пари, что он ошибается!

Кистлер помахал в воздухе сосиской по-венски.

– Тогда докажите свое утверждение. Вы же не хотите посадить кого-то на электрический стул только потому, что убийство интереснее, чем какой-нибудь инфаркт, не так ли?

Доказать я, конечно, ничего не могла.

– Ну, тогда положите это дело в архив, малышка. Сегодня пятница. Это значит, что мне не нужно на работу. Не пойти ли нам в кино или предпринять что-нибудь более интересное? Вы когда-нибудь пробовали настоящий моряцкий ром? Думаю, что нет! Итак, сегодня вечером вы узнаете кое-что новое.

Мы развлекались истинно по-королевски. Я пила чистый ром, смотрела лихой приключенческий фильм, а после всего этого мы пошли на танцы. Все это, конечно, не могло полностью отвлечь от смерти в доме миссис Гэр, но, по меньшей мере, не напоминало о ней.

Мы вернулись домой только около трех часов утра и на цыпочках прокрались через темный, неохраняемый никем холл. Перед моей дверью мы пожелали друг другу спокойной ночи. Я открыла свою дверь, окинула беглым взглядом комнату, чтобы убедиться, все ли в порядке, и тихо крикнула ему, что по-видимому в моей комнате никто не побывал. Ведь и Кистлер, и я теперь знали, как легко можно открывать двери!

Я слышала, как Ходж тихо поднялся по лестнице. У меня было приподнятое настроение. Я провела прекрасный вечер и была по-настоящему счастлива. Раздевшись, я, как обычно, забаррикадировала свою дверь, так как, несмотря на хорошее настроение, все ещё не верила в спокойствие в этом доме. При этом я с блаженной улыбкой вспоминала об этом чудесном романтическом вечере с Ходжем. В конце концов, я забыла о миссис Гэр и вскоре заснула.

Когда я внезапно проснулась, моей первой мыслью было: как ужасно темно в комнате! Не хватало тусклого желтоватого света от уличного фонаря на углу. Кругом было абсолютно черно. Я медленно повернулась лицом к окну. Чернота. Но нет – виднелась узенькая полоска света. Жалюзи были закрыты!

Кровь застыла у меня в жилах. Я точно помнила, что не закрывала жалюзи! Вдруг я уловила движение и легкий шорох в комнате – вкрадчивый, смертельный шорох. Я лежала как окаменевшая, горло перехватило спазмой. Я постепенно слабела. С трудом подняла руку – она коснулась чего-то твердого. Сознание начало пропадать – я задыхалась… я лишь нашла в себе силы подумать: «Господи, пожалей мою бедную душу!» В следующее мгновение на меня обрушился страшный удар. Я потеряла сознание.

Здоровым людям обычно доставляют нездоровое удовольствие разговоры о болезни и смети. Меня же отныне трудно будет убедить в «блаженстве перехода в мир иной»!

Там, куда меня отправил этот ужасный удар, было черно, тихо, страшно. Не было никакого мирного покоя, никакого мягкого, сладкого небытия. Я была охвачена болью, страхом и ужасом! Я лишь пыталась отделаться от постоянной судорожной боли, вырваться из поглотившей меня отвратительной удушающей атмосферы – но мне не позволяли умереть! Я почти достигла своей цели, подошла к той точке, где уже нет ни боли, ни страха, ни удушья – но только почти! Меня насильственно возвращали обратно, принуждали мою спасающуюся душу вернуться в истерзанное болью, бездыханное тело! И я вернулась – а иначе как я могла бы все это описать?

Я вернулась к яркому белому свету и к резкой пронзительной боли, в сравнении с которой наполненная страхом чернота казалась благом. Я опять хотела спастись бегством – меня не пускали. Со мной проделывали всевозможные вещи, которых мне не удавалось избежать. Меня окликали. И постепенно я начала понимать и узнавать окружающее. Вокруг меня были люди. Надо мной склонился кто-то в белом. Ходж Кистлер. Белая рубашка, белое лицо. Мистер Уэллер, лейтенант Штром. Странно – как он оказался здесь?

Я закрыла глаза, желая снова ускользнуть от них. Но они не оставляли меня в покое. Они били меня, трясли, что-то вливали мне в горло.

Сознание возвращалось ко мне постепенно и совершенно против моей воли. Потому что с приходом сознания локализировалась и боль. Моя голова раскалывалась от боли. Может быть, это от рома? Ну, конечно, – я же пила ром! Неразбавленный! Чушь – это вовсе не от рома. Смерть подкралась к моей постели… да, это был… шорох, потом отвратительный запах, – затем удар. Я опять открыла глаза. Надо мной все ещё склонялось белое, вспотевшее лицо Кистлера.