Артур Конан Дойл: Долина ужаса (и)

— И мне кажется, он у нас в руках, — с ликующей улыбкой продолжал Макмэрдо. — Действуя быстро и решительно, мы можем предупредить опасность. Если вы доверите это дело мне…

— А в чем заключается опасность? — спросил Макгинти. — Что он может знать о нас?

— Не все братья обладают вашей твердостью, советник. Среди них могут найтись и слабые люди. Что, если Эдвардсу удастся кого-нибудь подкупить? Может быть, это ему даже и удалось! Существует только одно верное средство…

— Не дать ему покинуть долину, — подсказал Болдуин. — Между нами существовали недоразумения, но сейчас я с вами полностью согласен.

— Как же мы его разыщем? — спросил Макгинти.

— Достопочтенный мастер, о наших планах не следует говорить при всех. Я не подозреваю никого из присутствующих, но если Эдвардс что-нибудь пронюхает, нам до него будет не добраться. Надо избрать специальный комитет. Предлагаю ввести в него вас, мистер председатель, брата Болдуина и еще пятерых.

Предложение Макмэрдо приняли, и комитет был тут же избран. В него вошли Макгинти, Болдуин, похожий на коршуна секретарь ложи Гарвей, профессиональный убийца Тигр Кармак, казначей и двое братьев Уилбэй.

Собрание ложи на этот раз не затянулось, ужин прошел без обычного шумного возлияния, и вскоре Чистильщики разошлись.

— Говорите, Макмэрдо, — сказал мастер, когда в зале остались только члены нового комитета. Макгинти был мрачен, как туча.

— Я сказал, что знаю Барди Эдвардса, — ответил Макмэрдо.

— Но здесь он, конечно, живет под другой фамилией. Он выдает себя за Стива Уилсона.

— Откуда вы знаете?

— Я видел его и даже говорил с ним. Правда, тогда я еще не сообразил, в чем дело, и, не будь письма, даже не вспомнил бы об этой встрече. Но теперь я уверен, что Стив Уилсон и есть Эдвардс. Я наткнулся на него в вагоне, когда в среду ездил по линии. Он назвал себя журналистом и старательно выведывал все о Чистильщиках. Он сказал, что пишет для «Нью-Йорк пресс». Я, понятно, ничего не рассказал ему, кроме нескольких небылиц. Он их записал и сказал. «Подумайте, мистер, я заплачу хорошо, если только мне дадут материал, который пригодится для газеты».

— А что вы ему рассказали?

— Я же говорю — разные небылицы.

— Не очень-то он большой ловкач, если им поверил.

— А кто вам сказал, что он поверил? Он мог просто сделать вид, что записывает. И потом — одни рассказывают небылицы, другие могут рассказать правду. Во всяком случае, это хороший подход к людям.

— Почему вы уверены, что он сыщик?

— Сейчас объясню. Он вышел в Хобсоне, я тоже. Потом я зашел на телеграф. Он как раз выходил оттуда. Телеграфист там — мой знакомый. «Ей-богу, — говорит он мне, — надо брать двойную плату за такие телеграммы». И показывает телеграфный бланк, заполненный какой-то абракадаброй, вроде головоломки. Я говорю: «Это шифр». — «Но мне-то от этого не легче — ведь он каждый день отправляет по такому листку». — «Он журналист, — сказал я, — и боится, как бы другие не перехватили его факты». По правде говоря, я и сам не очень в это верил, но ничего подозрительного мне тогда в голову не пришло…

— Вы, пожалуй, правы: это он и есть, — сказал Макгинти.

— Но что делать?

— Почему бы попросту не отправиться к нему и не прикончить эту ищейку? — сказал один из Чистильщиков.

— Да, — подхватил другой, — и чем скорее, тем лучше.

— Во-первых, мы не знаем точно, где его искать, — сказал Макмэрдо. — Хоть он и в Хобсоне, но там не один дом. Во-вторых, мы не знаем, что именно он успел сообщить своим хозяевам. Не исключено, что он уже кое-что разнюхал, но что? Это нам не мешало бы узнать. Так что у меня другой план.

— Какой? — спросил Макгинти.

— Завтра утром я отправлюсь в Хобсон и попробую его найти. Надеюсь, это мне удастся. Не исключено даже, что телеграфист знает, где он живет. Когда я найду Эдвардса, я ему выскажу, что и сам Чистильщик, и за известную цену предложу открыть тайны ложи. Можете быть уверены, он попадется на эту удочку. Ну а затем я скажу, что у меня есть даже документы и все они спрятаны дома, но, дескать, если бы я привел его к себе днем и кто-нибудь нас увидел, это стоило бы жизни нам обоим. Поэтому я предложу ему прийти часам к десяти вечера.

— А дальше?

— Что дальше, по-моему, ясно и так. Дом, где я снимаю комнату, стоит уединенно. Кроме меня и Сканлейна, в доме нет ни души. Если я выманю у него согласие, вы все семеро соберетесь у меня к девяти. Мы его впустим, и тогда, клянусь чертом, ему живым от нас не уйти.