Эллери Квин - Кот со многими хвостами

Казалис последовал за ней, не делая попыток подойти ближе.

Временами он останавливался, не сводя с нее глаз.

Казалось, он старался запечатлеть в памяти ее походку, фигуру, строгий четкий профиль.

Теперь Казалис покраснел и тяжело дышал, как будто был сильно возбужден.

Без десяти шесть Мэрилин обошла вестибюль и вернулась на старое место у цветочного магазина. Казалис прошел мимо нее. В этот момент он подошел к девушке так близко, что мог прикоснуться к ней, а Джонсон и Пигготт — к нему. Она снова посмотрела на него, но Казалис быстро двинулся дальше. Очевидно, он дал ей ложное описание своей внешности или никакого.

Казалис задержался у ближайшей двери.

Как раз снаружи этого входа стоял детектив Зилгитт. Он равнодушно посмотрел на Казалиса и спустился по ступенькам.

Девушка начала нервно постукивать ногой. Она не оборачивалась, и Казалис мог спокойно изучать ее со спины.

В шесть часов Мэрилин выпрямилась и решительно направилась к столику дежурного.

Казалис оставался на месте.

Через несколько секунд коридорный несколько раз громко произнес:

— Мистер Нострам! Мистер Пол Нострам!

Казалис тотчас же вышел из отеля, пересек тротуар и сел в такси. Когда машина двинулась по заполненному транспортом Бродвею, детектив Хессе вскочил в другое такси, поджидающее на стоянке.

В десять минут седьмого Мэрилин Сомс, явно рассерженная, покинула «Астор» и быстро зашагала по Бродвею в сторону Сорок второй улицы.

Джонсон и Пигготт последовали за ней.

— Мэрилин была вне себя, — сообщила вечером Селеста. — А я почувствовала такое облегчение, когда она вернулась, что едва не расцеловала ее. Это могло показаться странным, но она была так рассержена, что ничего не заметила. Мистер Сомс сказал, что писатели — люди непредсказуемые и она, возможно, получит букет с извинениями, но Мэрилин заявила, что лестью ее не купишь, а этот Нострам, должно быть, пил в каком-нибудь баре и, если он снова позвонит с просьбой о встрече, она пошлет его подальше. Куда же он пошел из «Астора»?

Инспектор теребил усы. Эллери также выглядел встревоженным.

— Домой, — ответил он. — А где сейчас Мэрилин, Селеста? Она больше не уходила?

— Она так рассвирепела, что поужинала и тут же пошла спать.

— Пожалуй, я пройдусь вокруг дома и скажу ребятам, чтобы этой ночью они следили повнимательнее, — пробормотал инспектор и быстро зашагал по улице.

Селеста наконец оторвалась от Джимми.

— Думаете, он позвонит снова, мистер Квин?

— Не знаю.

— А зачем он ее вызывал?

— Ему пришлось это сделать. Мэрилин работает дома и не выходит на улицу в одно и то же время, а он, возможно, побаивается целыми днями торчать у ее дома, вот и использовал такой трюк, чтобы как следует рассмотреть девушку.

— А ведь правда — он же не знает, как выглядит Мэрилин.

— Да, он не видел Мэрилин Сомс с тех пор, как шлепнул ее по розовой попке после появления на свет, — усмехнулся Джимми. — А теперь могу я побыть пять минут наедине со своей невестой в этой роскошной арке? Прежде чем, по предсказанию феи-крестной, пробьют часы, и я превращусь в тыкву.

— Когда, по-вашему, он... — начала Селеста.

— Скоро, — рассеянно отозвался Эллери. — Это может произойти в любой вечер, Селеста.

Они умолкли.

— Ну, — наконец сказала Селеста, — я, пожалуй, пойду обратно.

— Следите за телефонными звонками. Особое внимание обращайте на почту Мэрилин.

— Хорошо.

— Вы должны дать мне мои вшивые пять минут, — заныл Джимми.

Эллери вышел на улицу.

Инспектор Квин вернулся перед тем, как Джимми и Селеста вышли из арки.

— Все в порядке, папа?

— Да, муха не пролетит.

Трое мужчин вернулись в Главное управление. В одиннадцатичасовом рапорте детектив Голдберг сообщил, что Казалисы принимали у себя множество гостей, прибывших в лимузинах с шоферами. Вечеринка, судя по всему, была веселой. Бродя по двору, Голдберг слышал смех Казалиса, сопровождаемый звоном бокалов.

— Док, — добавил он, — ведет себя как Санта-Клаус.

Пятница, суббота, воскресенье... Ничего.

Квины почти не разговаривали друг с другом. Джимми Маккеллу приходилось быть то миротворцем, то переводчиком. Он страдал от обычной участи посредника, которому достается с обеих сторон. Взгляд у него становился все более затравленным.

Даже сержант Вели стал необщительным. Когда он говорил, это походило скорее на звериное рычание.

Каждый час звонил телефон, и они вскакивали с мест.