— Ненавижу обувь! А вы?
— Терпеть ее не могу.
— Тогда почему вы не снимете ваши туфли?
— Пожалуй, я так и сделаю. — Эллери тоже сбросил туфли.
— Если не возражаете, я сниму и чулки. От них такой зуд… — Красивые крепкие ноги девушки покрывали свежие царапины. Но подошвы не отличались красотой — кожа на них ороговела и напоминала штукатурку. Рима заметила его взгляд и нахмурилась. — Они безобразны, верно? Но я не выношу обувь.
Эллери легко представил себе девушку бегающей по лесу босиком. Его интересовало, как выглядит ее повседневная одежда.
— Сначала я хотела поговорить с друзьями отца, — продолжала Рима. — Но…
«Она перескакивает с одной темы на другую, — подумал Эллери. — Нужно постоянно за ней следить, иначе потеряешь нить разговора».
— С Ником Жакаром и Гарри Тойфелом?
— Но они мне не нравятся. Жакар — нехороший человек. А Тойфел заставляет меня… — Она не договорила.
— Что заставляет, Рима?
— Не знаю… Они оба дурно влияли на папу — до недавнего времени…
— Вы думаете, что Жакар, Тойфел или они оба имеют какое-то отношение к тому, что произошло с вашим отцом?
— Нет. Они действительно были его друзьями. Но я не хочу с ними говорить, потому что они мне не нравятся.
В этот момент Эллери казалось вполне логичным не расспрашивать об исчезновении отца его единственных друзей только по той причине, что они не вызывают симпатии.
Он встал и начал быстро расхаживать по комнате, что служило признаком беспокойства. Рима доверчиво наблюдала за ним.
— Расскажите мне все о вашем отце, Рима. Родился ли он в Райтсвилле? Каким образом он зарабатывал на жизнь?
— Папа родился где-то в Висконсине. Он никогда не говорил о своей семье. Думаю, его родители были суровыми и невежественными людьми — он поссорился с ними и ушел из дома еще подростком. Папе хотелось писать стихи. Он поехал на Восток и поступил в Гарвард, зарабатывал уроками. Какой-то гарвардский профессор сказал ему, что из него может выйти только третьеразрядный поэт, зато он обладает задатками отличного педагога. После окончания курса папа начал преподавать английскую литературу в университете Мерримака в Конхейвене… Его настоящее второе имя было не Харди, а Хогг. Он взял имя Харди, когда поступил в Гарвард.
Эллери кивнул.
— Отец преподавал в Мерримаке уже восемнадцать лет, когда познакомился с моей матерью. А она была студенткой. Папа к тому времени уже стал профессором и считался одним из лучших педагогов в университете. Ему было сорок четыре года, а маме — столько, сколько сейчас мне. Ни у кого из них раньше не было возлюбленных, и они влюбились друг в друга.
Сорокачетырехлетний холостяк с устойчивым отвращением к семейным отношениям и творческим разочарованием в прошлом, вынужденный подавить свою страсть к поэзии и заняться преподаванием литературы, и мать Римы, красивая девушка и многообещающая поэтесса. Эндерсон все отдал своей первой любви.
— Папа говорил, что мамины списки покупок были несравнимо поэтичнее, чем те оды, которые он когда-то писал.
Мать Римы приехала со Среднего Запада — она была одной из многочисленных дочерей в семействе нуворишей. Родители строили в отношении нее большие планы и резко возражали против брака с малозарабатывающим профессором, «похоронившим себя в лесах Новой Англии». Но мать Римы порвала с семьей и вышла замуж за Эндерсона.
— Они поселились в университетском городке, на следующий год родилась я. Папа назвал меня Римой в честь героини «Зеленых дворцов». [11] «Зеленый дворцы» — роман У.Г. Хадсона.
Когда мне был год или два, он построил маленький домик на холмах возле Конхейвена, и мы перебрались туда. Папа каждый день ездил в университет, мама вела хозяйство, заботилась обо мне и писала стихи на конвертах и пакетах из-под продуктов, как Эмили Дикинсон, [12] Дикинсон, Эмили (1830–1886) — американская поэтесса.
а я играла в лесу. В уик-энды мы отправлялись в лес втроем. Одежды у нас почти не было, ночью мы спали на еловых ветках, покрытых одеялами. Думаю, мы были самой счастливой семьей в мире. Когда мне исполнилось пять, папа стал каждый день возить меня в школу и забирать обратно. Хотя всему, что я знаю, меня научили он, мама и лес… Потом, когда мне было почти десять, мама заболела и умерла. За одну ночь. Не знаю, что это было, — какая-то редкая болезнь. Сегодня она была с нами, а завтра ее не стало…
Рима сидела неподвижно.
— Никогда не забуду, что сказал папа на маминой могиле, когда все разошлись. «Это несправедливо, Рима. Жестоко и несправедливо». В тот же вечер, уложив меня спать, он отправился в Конхейвен и вернулся очень поздно пьяным…
Читать дальше