Эллери Квин - Алые буквы

Никки три дня сопровождала Дерка Лоренса в уэстчестерский тир, заполнив текстом объемистый блокнот и слегка оглохнув на оба уха. Поведение Дерка с женой было безупречным, и Марта, по словам Никки, казалась оживленной и веселой. Пьеса Алекса Конна шла последнюю неделю, и Марта занималась чтением рукописей в театре. Она объяснила, что не хочет мешать работе Дерка, так как квартира слишком мала.

— Звучит хорошо, — заметил Эллери.

— Звучит лучше, чем выглядит, — мрачно отозвалась Никки. — В конце концов, Марта опытная актриса. Но меня ей не одурачить. Она ходит, втянув голову в плечи, как будто ждет очередного удара.

Очередной удар последовал с неожиданной стороны и поразил неожиданную цель. В течение нескольких дней Никки расшифровывала и систематизировала свои записи. Поездки в тир прекратились, и армейский пистолет на глаза не попадался. Затем, после уик-энда, Дерк начал посещать Нью-Йоркскую публичную библиотеку на Сорок второй улице, уточняя что-то для своего романа. Большую часть понедельника и вторника его не было дома. Во вторник после полудня Никки забежала в квартиру Квинов.

Эллери пришел в ужас. Девушка выглядела измученной, взгляд ее был диким.

— Никки, в чем дело?

— Вы еще спрашиваете! — Никки разразилась жутким смехом. — Дерк пока не пришел из библиотеки, а Марта должна вернуться с минуты на минуту. Я не могу задерживаться надолго… Эллери, сегодня я сделала то, чего не делала ни разу в жизни. Я намеренно подслушала телефонный разговор.

— Дерка?

— Марты.

— Марты?

— Это произошло утром. Я встала рано — в последнее время у меня развилась бессонница — и только принесла кофе с тостом в кабинет, чтобы перепечатать вчерашние библиотечные записи Дерка, как зазвонил телефон. Шарлотт — горничная, которая приходит каждый день, — еще не явилась, а Дерк и Марта спали, поэтому я взяла трубку, сказала «алло» и услышала мужской голос: «Доброе утро, Марта, дорогая».

Никки посмотрела на Эллери, словно ожидая немедленной реакции.

Но Эллери раздраженно осведомился:

— Что я, по-вашему, должен делать — звонить в Главное полицейское управление с просьбой о помощи? Наверняка существует сотня людей, называющих Марту «дорогая», и я один из них.

Никки покачала головой:

— Можете положиться на мое чутье, Эллери. Слово «дорогая» произнесли не обычным голосом — оно было окрашено в «розовые» тона, если вы понимаете, о чем я.

— Продолжайте, — устало попросил Эллери.

— Я объяснила, что я не Марта, что Марта еще в постели и что если он оставит свой номер, то я попрошу ее позвонить ему, когда она проснется. Но он сказал, что позвонит сам, и положил трубку. Розовый оттенок сразу же исчез из его голоса.

— Это может иметь дюжину объяснений…

— Погодите. Когда через двадцать минут Марта встала, я убедилась, что Дерк еще спит, закрыла дверь кухни и рассказала ей о звонке мужчины, который не назвал себя и обещал перезвонить позже.

Марта побледнела. Я спросила, в чем дело, и она ответила, что это просто нервы, что она не хочет, чтобы Дерк опять устроил сцену ревности. Марта сказала, что это, очевидно, литературный агент, который пристает к ней с какой-то пьесой, и что она позвонит ему, пока Дерк спит.

Я поняла, что Марта лжет, потому, как она ожидала, пока я выйду из кухни, чтобы позвонить. Телефон есть в каждой комнате, поэтому я пошла в кабинет, закрыла дверь, осторожно сняла трубку и стала слушать.

Никки умолкла и облизнула губы.

— И что же вы услышали? — осведомился Эллери.

— Ответил тот же мужской голос. «Это ты мне звонил?» — тихо спросила Марта. «Конечно, малышка», — ответил он. Марта стала умолять его никогда не звонить ей домой. В ее голосе звучал ужас, Эллери. Она смертельно боялась, что Дерк проснется и услышит разговор. Мужчина стал ее успокаивать, называя «милой», «дорогой» и обещая, что теперь он будет только писать.

— Писать?! — воскликнул Эллери.

— Так он сказал. Марта настолько волновалась, что я слышала, как она уронила трубку.

— Писать… — пробормотал Эллери. — Не понимаю. Если только Марта не говорила правду и он в самом деле агент.

— Если он агент, то я субретка, — съязвила Никки.

— Его имя ни разу не упоминалось?

— Нет.

— Как насчет голоса? Мог это быть кто-то, с кем мы встречались вместе с Лоренсами?

— Возможно. Голос показался мне знакомым.

— Как он звучал?

— Это был очень глубокий, мужественный, красивый голос. Такие голоса женщины называют сексуальными.