Эрл Гарднер - Дело о коте привратника

– Я закончил перекрестный допрос, – объявил Мейсон.

– Думаю, мы окончательно установим корпус деликти, ваша честь.

Траслов выглядел несколько сбитым с толку.

Мейсон откинулся на стуле с видом человека, которого совершенно не интересует дальнейшая процедура. Он не задавал вопросов, когда Траслов вызвал патологоанатома, а потом допросил свидетелей, которые опознали убитую и подтвердили, что они убеждены: предъявленная Трасловом дубинка – часть костыля Эштона или, по крайней мере, отпилена от точно такого же костыля. Траслов вызвал Бэбсона, краснодеревщика, который определенно опознал кусок костыля по нескольким царапинам и показал, что Эштон просил его проделать в костыле отверстие и обить замшей. Потом, через других свидетелей, Траслов выяснил ценность колтсдорфских бриллиантов и тот факт, что Питер Лекстер очень любил их и никогда с ними не расставался.

– Вызовите Сэмюэля Лекстера, – объявил наконец Траслов.

Свидетельское место занял Сэм Лекстер.

– Ваше имя Сэмюэль Лекстер, вы проживаете в резиденции Лекстеров?

– Совершенно верно.

– Вы внук покойного Питера Лекстера? Вы жили в загородном доме несколько месяцев до того, как он сгорел, а после того переехали в городской дом?

– Да, это так.

– Вы были знакомы с Эдит де Во?

– Да, сэр.

– Вы видели ее тело в морге?

– Да, сэр.

– Это тело было то же самое, которое сфотографировано на снимке номер один?

– Да.

– И это была Эдит де Во?

– Совершенно верно.

– Где вы были вечером двадцать третьего числа от девяти до одиннадцати?

– Я отказываюсь отвечать.

– Вы не можете отказаться отвечать, – улыбнулся Траслов, – иначе вы или виновны, или не уважаете суд. Версия насчет какой-то таинственной женщины тут не пройдет, Лекстер. Вы находитесь в суде – и вы обязаны отвечать.

Вперед пробился Нат Шастер.

– С позволения суда, – сказал он, – это выглядит как попытка оклеветать данного свидетеля путем посторонних вопросов. Он не обвиняется в убийстве, а потому никакой разницы не составляет, где он был, поскольку его не было на месте преступления.

– Вы представляете интересы мистера Лекстера? – спросил судья.

– Да, ваша честь.

– Я против этого вопроса не возражаю, – заметил Мейсон.

– Я настаиваю, чтобы свидетель ответил на данный вопрос, – сказал судья Пеннимейкер.

– Я отказываюсь отвечать…

Лицо судьи Пеннимейкера омрачилось.

– Дальше, – склонился Шастер, – скажите остальное.

– …на том основании, что ответ может послужить к тому, чтобы обвинить меня. – Сэм сказал это так, словно вытвердил наизусть.

Шастер улыбнулся и повернулся к судье.

– Я хочу, чтобы суд понял, – сказал он, – что ответ вовсе не послужит к обвинению его в данном преступлении, но имеется одно постановление муниципалитета, которое, возможно, нарушил данный свидетель, а потому я проинструктировал своего клиента, как защитить репутацию молодой женщины, вовлеченной в дело.

– Все это чепуха! – заявил Перри Мейсон.

Судья Пеннимейкер стукнул по столу молотком.

– Достаточно, господин адвокат! – предостерег он. – Вы не имеете права делать подобные заявления.

– Верно, ваша честь, – кивнул Перри Мейсон. – Но, с другой стороны, и адвокат мистера Лекстера не имеет права делать подобные заявления, раз они могут попасть в печать.

Шастер замахал руками:

– Ваша честь, я отклоняю это обвинение!

Голос Траслова прервал начало истерики адвоката:

– Ваша честь, я согласен с мистером Мейсоном. Однако все это несущественно. Предлагаю освободить данного свидетеля от ответственности за любое преступление, кроме убийства, и снова повторяю вопрос.

– Я снова отказываюсь, – упрямо повторил Лекстер, – на том основании, что ответ послужит поводом для моего обвинения.

– Вы не были в доме Лекстеров в то время, когда был убит Чарльз Эштон? – спросил Траслов.

– Нет, не был.

– Где вы были?

– Я был в конторе Натэниэла Шастера. Я пришел туда незадолго до десяти, а ушел после одиннадцати.

– Кто-нибудь был там с вами?

– Натэниэл Шастер.

– Еще кто?

– Джим Брэндон.

– Кто такой Джим Брэндон?

– Он работает шофером и дворецким.

– Принимал ли он участие в вашем разговоре с Шастером?

– Нет, он сидел в приемной.

– Когда он ушел?

– Без десяти одиннадцать. Я сказал, что он может ехать домой. Ему больше незачем было ждать.

– Что вы делали потом?

– Я оставался в конторе Шастера еще несколько минут.