Джон Карр - Она умерла как леди

– Где доказательства, что одежда принадлежала Рите? – возразил Стив. – Если их нет, значит, она могла принадлежать кому угодно. И скажу вам еще кое-что. – Он пытался обследовать в сумерках свои ногти. – Если Рита собиралась бежать, чтобы начать новую жизнь, она бы не стала брать с собой одежду с метками «Р. У.» или любыми другими метками, а обзавелась бы новой, которую невозможно опознать. Поэтому я почти уверен, что никогда не удастся доказать, будто это ее одежда.

Я стиснул голову руками.

– Я говорю «Рита», – добавил Стив, – но, конечно, имею в виду «миссис Уэйнрайт».

– Однако вам не хочется рассказать мне, почему вы поссорились?

Стив колебался.

– Ну, в общем, я не возражаю. Она просила меня продать для нее бриллианты. Я отказался, и у нас вышел конфликт.

– А почему вы отказались?

– Во-первых, я не комиссионер. Во-вторых, подаренные мужем бриллианты, согласно юридической этике, считаются общей собственностью супругов, как объединенный банковский счет. Я сказал, что могу попытаться осуществить продажу, если получу указания профессора Уэйнрайта. К сожалению, она вышла из себя и запретила мне даже намекать ему об этом. Слово за слово, и… – Стив пожал плечами.

– Но это было до того, как она встретила Салливана?

– Задолго до того. Полагаю, мистер Уэйнрайт слегка урезал ей содержание из-за стесненных обстоятельств. – Словно подведя итог, Стив хлопнул себя по колену, встал и повернулся к Молли: – Нам пора идти, молодая леди. Хочу только предупредить вас, Люк: никаких опрометчивых заявлений на завтрашнем дознании.

Мы зашагали по дорожке между высокими голубыми дельфиниумами, с камнями по обеим сторонам, выкрашенными в белый цвет, так что их можно было видеть даже при затемнении. Я и Белл шли к задней двери – девушка внезапно побежала вперед. Молли и Стив направлялись к калитке, но Молли неожиданно вернулась.

Время затемнения еще не наступило, и незанавешенные окна буфетной, где миссис Харпинг сервировала обед, были ярко освещены, позволяя мне видеть голубые глаза Молли, сияющие, как у Белл, и ее белые зубы в полуоткрытом рту.

– Доктор Люк, вы говорили о человеческой натуре…

– Ну?

– Если человеческая натура подсказывала бы вам что-то сделать, но против этого возражали бы воспитание и традиции, вы бы сделали это?

– Речь идет о чем-то, что впоследствии тяготило бы вашу совесть?

– Нет!

– Тогда повинуйтесь подсказке человеческой натуры.

– Спасибо. Думаю, я так и поступлю. – И Молли побежала вслед за отцом.

Обед этим вечером проходил тягостно. Я ничего не говорил Тому о моих планах на завтрашний день, так как его хватил бы удар, и покорно выслушал лекцию по поводу пропущенного мною чая. Белл я заранее предупредил, чтобы она помалкивала.

Не знаю, смог ли я убедить читателя, что очень горжусь своим сыном, хотя о таких вещах не принято говорить и даже писать о них кажется дурным вкусом. Эти дни Том работал даже не за пятерых, а за десятерых. Сейчас Том был поглощен интересным, хотя и не смертельным случаем отравления карболовой кислотой в Элм-Хилле, и я был предоставлен собственным мыслям, покуда он описывал Белл все подробности в твердой уверенности, что тема ее безумно увлекает.

– Прежде всего, – говорил Том, кладя себе на тарелку пирог с мясом и почками, – нужно промыть желудок теплой водой.

– О, Том!

– Да. С раствором сульфата магния или, если предпочитаешь, засахаренным лимоном.

– Лично я всегда предпочту засахаренный лимон, – сказала Белл. – Но пусть это на тебя не влияет.

– В комбинации с фенолом это создает безвредный эфир-сульфонат, поэтому… Слушай, поросенок, ведь ты ни черта об этом не знаешь.

– Какое у нас чувство юмора! Возьми эту солонку и запихни ее себе в глотку.

При этом Белл наблюдала за мной.

«Как, во имя Сатаны, доказать, что Рита и Салливан были убиты? Как сделать это до десяти утра?»

– Папа, ты ничего не ешь!

– Я не голоден, Том.

– Но ты должен поесть! Даже в тюрьме ты питался бы лучше, чем в эти дни!

– Оставь его в покое, Том!

«Как это доказать? Как? Как? Как?»

– Пожалуй, если ты не возражаешь, я не останусь на десерт. Прошу меня извинить.

Я встал и вышел из-за стола. Закрывая дверь столовой, я бросил взгляд на них – Тома, массивного и веснушчатого, с мешками под глазами, и Белл с глянцевыми локонами и алыми ногтями, сидящих под стеклянной люстрой, которая висит над этим столом более тридцати лет.

Миссис Харпинг вышла из кухни с протестами, и боюсь, что я огрызнулся на нее. Войдя в гостиную, я послушал удручающие новости и выключил радио. Это напомнило мне об Алеке, лежащем в «Мон Репо».