Элен Макклой - Две три призрака

— Разве за такой срок кого-нибудь соберешь. Будет одна вдова с сыном. Ей шестьдесят семь лет, она пишет роман, а ее сын приехал домой на каникулы. Они живут неподалеку от нас. Их фамилия Пуси. Еще будут Виллинги из Вестпойнта. Он один из авторов Тони.

— Виллинги? — переспросил Морис. — Это не Бэзил ли Виллинг?

— Вы его знаете?

— Да, он работает судебным психиатром, но мне кажется, он больше криминалист. Он служит в Нью-Йорке в прокуратуре и распутал несколько довольно странных дел.

— Значит, он детектив? — перебила его Филиппа. — Если бы я знала раньше, ни за что бы его не пригласила. Еще неизвестно, что он разыщет в нашем доме.

Все рассмеялись, а Тони сказал:

— Говорил я тебе, чтоб не закапывала труп в клумбе! В следующий раз, когда кого-нибудь убьешь, пользуйся мусоросжигателем.

Раздался звонок.

— Это, наверное, Амос, — сказал Гас таким тоном, каким произносят заклинания.

— И Вера, — добавила Мэг, почувствовав, как у нее похолодели руки и быстро забилось сердце. Она повернулась к двери и увидела отблески электрического света в медных волосах Веры.

Едва переступив порог комнаты, Амос споткнулся. Гас и Тони подозрительно рассматривали его покрасневшее лицо и мутные глаза.

— Боже милостивый, этот ублюдок пьян, — прошептал Тони.

— Погружен в свое искусство, — сказала Филиппа. — Ему не до нас.

Амос приехал в аэропорт, когда низкие серые облака уже закрыли солнце и оно казалось расплывшимся серебряным пятном, очень похожим на электрическую лампочку, если смотреть на нее через заиндевевшее окно.

Оставалось десять минут до прибытия самолета. В справочной ему сказали, что самолет прилетает по расписанию и встречающим надо подойти к выходу № 14 возле коктейль-бара. Хотя было всего четыре часа дня, в баре за стойкой сидели несколько мужчин, и несколько пар устроились за маленькими столиками. Амос смотрел на них со снисходительным презрением. Подумать только, и он когда-то был таким!

В ожидании самолета Амос совсем закоченел. Его фигура с засунутыми в карманы пальто руками, поднятыми плечами и спрятанной в воротник бородой производила странное впечатление. Сквозь огромную стеклянную стену было видно припорошенное снегом летное поле с разбросанными тут там грязными, похожими на пятна нефти дужами, блестевшими под лучами солнца.

Амосу вспомнилась скользкая дорога к аэропорту. Вдруг где-то на взлетной полосе лед подтаял и стал скользким, как масло? Тогда самолет занесет, и он потеряет управление. Закрутится на месте, потом перевернется. Огненный взрыв — и все проблемы будут решены без малейших усилий с его стороны. Он будет свободным, по-настоящему свободным первый раз в жизни. Заработает еще немного денег и уедет на Майорку…

Амос вздохнул и еще больше нахохлился. Ну и мысли лезут в голову! Что это? Подсознание, как болтают психоаналитики? Или дьявол? А может быть, и то и другое? Интересно, что думают психиатры о связи подсознательного и сверхъестественного? Наверное, ничего. Святость пьедестала, на который поставила себя медицина, всегда раздражала его. Наверное, тот, кто в древности назвал колдуна знахарем, чувствовал то же самое…

Погрузившись в размышления, Амос не заметил, как сел самолет, но Веру он увидел раньше, чем она — его, и у него было несколько секунд форы, чтобы ее рассмотреть. Лицо изменилось. Морщин пока не видно, но какое-то неприятное выражение потасканности заметно старит ее.

Вера свято следовала последнему слову парижской моды, утверждавшей китайский тип лица. Два пятна белой пудры должны придавать лицу прозрачность, хрупкость, черные линии делать глаза раскосыми, ярко-красная помада подчеркивать естественную линию губ, капризный изгиб над слабым узким подбородком. Но взгляд, который должен был казаться по-восточному томным, постоянно скользил с одного предмета на другой и не мог остановиться. Волосы, выбившиеся из-под большой меховой шляпы, показались Амосу потускневшими. У него не было возможности разглядеть фигуру Веры, закутанную в дорогой мех, но он видел цепкие ручки в замшевых перчатках и крошечные ножки в туфлях на высоченных каблуках. В одной руке Вера держала роскошный футляр для драгоценностей, другой махала ему.

— Амос!

Все так же сутулясь и даже не пытаясь изобразить улыбку, Амос пошел к ней навстречу.

— Дорогой, возьми это, пожалуйста. — Она протянула ему футляр, потом скорчила недовольную гримасу. — Ты не хочешь меня поцеловать?