Ноэль Рандон: Черная пелерина

Рандо с большим облегчением подумал о людях комиссара Лепера. Он же потерял охоту к партиям для двоих.

— Однако я болтаю и болтаю. Совершенно не даю вам слова вставить, — смутился Маккинсли. По его лицу блуждала какая-то странная, беспокойная улыбка. — Вы пришли наверняка по какому-то конкретному делу. Тысячу извинений за болтливость. Молчу и обращаюсь в слух.

— На что вы рассчитываете? — повторил устало Рандо.

— Я рассчитываю на вашу снисходительность и, если говорить откровенно, на помощь. Потому что понимаю — мой отъезд, да еще с Луизой, может вызвать в городе замешательство. Что ни говори, а только сутки прошли со дня смерти мсье Дюверне. Предварительное следствие должно было выявить мое присутствие в доме советника. В ваших руках дальнейшая судьба следствия. Что касается меня, то с тех пор, как вы приказали окружить дом, — я бессилен. Ничего здесь не могу поделать в одиночку. Все зависит от вас, инспектор Рандо!

— На что же вы рассчитываете, черт побери? — взвизгнул Рандо и в третий раз, не в силах выговорить что-либо, кроме этого предложения.

— Я рассчитываю, инспектор Рандо, на вашу благодарность. Вот и все. — После многозначительной паузы он прибавил: — Ведь это я раскрыл убийцу, а не вы.

Потом он сказал обычным веселым тоном:

— Да, да, с помощью небольшой мистификации, не выходящей за пределы правды, я ввел вас в заблуждение. Чего скрывать: ведь вы до сих пор не знаете, кто виновен в смерти Шарля Дюмолена и советника Жана Дюверне. Вы уже взяли след, но последние события спутали вам все карты. Я думал, что вы прибегли к этому домашнему аресту, чтобы выиграть время и опередить меня в сборе доказательств. Но вы попросту сломались, усомнились в моей джентльменской игре и в моем таланте. Вы усомнились в моей невиновности, мсье Рандо! И вместо того, чтобы искать настоящего преступника, вы потеряли ночь вместе с комиссаром Лепером, собирая против меня отягчающие обстоятельства и улики. И у меня пропала вся ночь и половина дня. Вчера я должен был добыть последнее звено в цепи мрачных и неотвратимых событий. В последней беседе с мсье Дюверне я достаточно полно представил ему свою гипотезу. Он жил с рождения в От-Мюрей, всех знал, и его все знали. Я представил почти все аргументы относительно убийцы писателя. Для меня совершенно очевидно, что именно в связи с этим в кондитерской «Абрикос» Дюверне объявил, что знает тайну. Я еще раз посетил мсье Дюверне, как самого информированного — мне недоставало последнего звена. Но его служанка Нанетт сообщила, что мсье Дюверне плохо себя чувствует и не сможет меня принять. Ожидая в прихожей возвращения Нанетт, я положил на столик купленные только что в кондитерской две трубочки с кремом. Уходя, я их не забрал с собой. Позже, как известно, Котар нашел мсье Дюверне мертвым над недоеденными пирожными. В креме обнаружен цианистый калий, на упаковке отпечатки моих пальцев. Ну и что, ведь я тогда уже знал виновника обоих преступлений! Два преднамеренных омерзительных преступления, вы меня понимаете, инспектор Рандо?

— Понимаю, — ответил Наполеон из Тулона. — Мистер Маккинсли, пойдемте, поищем ваше недостающее звено.

Строевым шагом он дошел до двери, открыл ее и хотел галантно пропустить Торнтона первым. И вдруг воскликнул:

— Вы в этом костюме покажетесь в городе?

— Я думал, вы на это и рассчитываете, — ответил режиссер.

Не прошло и четверти часа, как они уже были у полицейского участка. Инспектор сделал знак стоявшему у окна сержанту Панье. Немногословный, но догадливый полицейский сразу же позвал своего начальника. Лепер, бросив взгляд на двоих мужчин, сразу понял, что последняя следственная версия лежит в руинах. Он спустился вниз и молча присоединился к группе детективов. Они свернули на улочку, застроенную только с одной стороны, их сразу овеял аромат роз и морской бриз. Из дворика Леперов выбежал щенок Гастон и, равнодушно обнюхав ботинки своего хозяина, с визгом приветствовал Маккинсли.

— Он тоже сыграл роль детектива, — непонятно сказал Торнтон.

Домик Дюверне располагался по соседству с усадьбой Леперов. Им отворила шестнадцатилетняя Нанетт, бесчувственная от страха, важности переживаемых событий и надежд на новое будущее.

У Нанетт вчера, как и в каждое воскресенье, был выходной. Она ушла из дома в три, а возвратилась, когда тело ее благодетеля уже было вынесено. На вопросы она отвечала охотно, но достаточно тупо. Дюверне был прав, называя ее полной идиоткой.