Луч фонарика метнулся чуть в сторону, и следуя в том же направлении, они вышли к месту происшествия. Перед ними предстало драматическое зрелище. Какой-то находчивый полисмен раздобыл старинную калильную лампу, пожалуй, единственное, что может помочь в тумане, и сейчас, как живой плюмаж, она шипела и плевалась огнем над головами стоящих во тьме мужчин. Мощный дымный хвост, смешиваясь с туманом, придавал картине своеобразный, какой-то рембрандтовский колорит.
— Шеф? — глухо донесся до них бодрый голос сержанта Пайкота, и одновременно его коренастая фигура выступила из сплошного мрака.
— Здорово, Джордж, — ответил Люк своим обычным свирепо-веселым голосом. — Удалось что-нибудь?
— Вполне достаточно, сэр. Отошли бы вы, что ли, в сторону, тут и так не повернешься. Врач уже прибыл!
О последнем, впрочем, Люк догадался и сам, узнав эту не слишком любезную манеру выражаться.
Пришедшие осторожно шагнули вперед сквозь расступившееся перед ними небольшое скопление людей.
Между двух соседних домов, чьи стены сходились под острым углом, оставалась щель около фута шириной и глубиной в восемнадцать дюймов, туда-то и было втиснуто тело мертвого Шмотки — несчастный как бы сидел, вытянув вперед ноги и опустив голову на грудь. Поражало, что человек может занимать так мало места — ни дать ни взять сверток ненужного хлама. Он сидел, и темно-алая клякса расползалась как нагрудник, по его спортивной куртке. Это алое стекало по его пальцам на камни мостовой. В круге черных силуэтов, сомкнувшихся над ним, он казался слишком маленьким и ничтожным, чтобы вызвать хотя бы ужас.
Люк присел на корточки, констебль поднес калильную лампу чуть поближе, а Пайкот наклонился к шефу:
— Один из наших людей обнаружил его в шесть сорок вечера, только тело, видно. К тому времени пролежало тут не меньше часа, — негромко произнес сержант, фонарик Люка осветил его грубоватые черты. — Этим проездом пользуются редко, а если кто и пробегал тут мимо, то навряд ли смог бы его заметить.
— А, заметив, остановиться и полюбоваться. Этакий цветочек у обочины, — пробормотал Люк, подымаясь, чтобы пропустить мистера Кэмпиона. — Во сколько он вышел от нас, сержант? Если поточнее?
— В шестом часу. Точно не скажу, сэр. Я думал, вы сами засекли время. Я сюда прибыл, разумеется, как только нам сообщили. Мы вызвали фотографа и произвели съемку. А это врач, сэр!
Последнее сообщение явно оказалось избыточным. Уже какое-то время из-под локтя старшего инспектора доносилось нудное ворчание. Наконец Люк обратился в темноту не без любезности.
— А забавно, что мы вам все время портим обед, доктор. Между прочим, я привел с собой и священника. Вот он, у меня за спиной. Уж вы не взыщите, — а может, вам будет интересно.
Ворчание прекратилось, и хорошо поставленный голос ядовито отвечал:
— Как предусмотрительно с вашей стороны, инспектор, проявить такую трогательную заботу о моей душе! Вот только боюсь, что на вашей я уже крест поставил — жду вас тут битых полтора часа, хотя любой осмотр в таких условиях абсолютно бесполезен. Если вы его заберете, то я сделаю вскрытие завтра к девяти.
— Договорились, — согласился Люк. — Да, пока вы еще тут, будьте так добры объяснить, что это ему горло перерезали?
— Вы о крови? Нет. Это из носа. Это совсем другое.
— Ну ладно, идите уж! — в голосе старшего инспектора послышалось облегчение. — До чего естественно, а? Пошла кровь носом, он сел и умер!
— И при этом сам себя треснул по голове, так что проломил себе череп, — ехидно отозвался из темноты все тот же хорошо поставленный голос. — По-моему, вы бы и сами могли это заметить, Чарльз, что тут его изрядно отметелили. Утверждать не берусь, но полагаю, что голову ему проломили башмаком. Ладно, утром разберемся.
— Можно, мы обмоем ему лицо?
— Пожалуйста, если вам так хочется. Доброй ночи, — доктор засеменил прочь, и вскоре его полноватую фигуру поглотил туман.
— Вперед, к бифштексу и запеченным почкам, — пробормотал Люк, глядя ему вслед. — Надо надеяться, им не дали остыть. А как бы так устроить, чтобы рассмотреть его лицо, а, Джордж?
— Прямо тут, сэр?
— Да, если можно. Я кое-кого привел на него взглянуть. Не угодно ли вам, старина, — Люк резко замолчал, почувствовав, как Кэмпион коснулся его плеча.
Старый Эйврил вступил в освещенный круг и склонился над останками бедняги Шмотки. Каноник был с непокрытой головой, непослушные волосы над его тонкими чертами торчали в разные стороны, как сухие стебли. Он принялся стирать кровь с лица убитого своим большим белоснежным носовым платком, осторожными движениями, неловко, но с той неумелой заботливостью, с какой отец вытирал бы нос простуженному ребенку, спокойно и без малейшей брезгливости, чем глубоко шокировал сержанта Пайкота. Из горла последнего вырвался слабый звук, наподобие вскрика испуганного фазана, и он уже собрался вмешаться, когда почувствовал на своем плече руку старшего инспектора. Шеф стоял молча, напряженно выпрямившись и сверкая глазами. Его плечи, массивные, как дирижабль, нависали надо всей картиной, добавляя ей драматизма.
Читать дальше