Джун Томсон: Секретные дела Холмса

— Мой дорогой Ватсон, я вряд ли имею право отказать, — возразил мне Холмс. — Она одинокая женщина, и защитить ее некому. Согласен, что это отвлечет меня от дела Хардерна. Но я полагаю, что мы не услышим из Кента ничего нового еще несколько дней, пока не придет пятое, и последнее, письмо, а за это время я вполне могу заняться новым расследованием.

— А как же ваши расспросы в Кенте?

— Я смогу продолжить их в понедельник. А если вы согласитесь помочь мне, я буду вам бесконечно признателен.

— Разумеется, Холмс, я всегда к вашим услугам, — заверил я великого детектива.

По его поручению в понедельник я отправился в Чарлингтон, чтобы попытаться собрать необходимые сведения. Мои поиски оказались безуспешными, и Холмс подверг их уничтожающей критике [5] Шерлок Холмс считал, что доктор Ватсон неправильно выбрал место для наблюдения за таинственным преследователем мисс Смит, в также совершил ошибку, расспрашивая об обитателях Чарлингтон-Холла у лондонского агента по торговле недвижимостью вместо того, чтобы зайти в ближайшую таверну, где без труда узнал бы все местные сплетни. См. рассказ «Одинокая велосипедистка». — Прим, доктора Джона Ф. Ватсона. . Признаюсь, в то время замечания Холмса меня глубоко задели. Его собственные розыски в Кенте, как и расспросы знакомых из уголовного мира, пока не дали никаких результатов, и потому Холмс находился в состоянии сильного нервного напряжения.

Приключение в Сюррее завершилось вполне удовлетворительно в ближайшую субботу, 30 апреля. Холмсу и мне удалось предотвратить похищение мисс Вайолетт Смит.

Мой старый друг одержал великолепную победу и теперь снова мог без помех полностью сосредоточиться на деле Хардерна.

Между тем от американского миллионера никаких вестей не поступало, и из-за этой неопределенности мои друг впал в глубочайшую депрессию. Холмс опасался, что ввел клиента в заблуждение по поводу непременного пятого письма и того, что Черная Рука нанесет смертельный удар уже без предупреждения.

Так продолжалось до следующего понедельника, 2 мая, когда на Бейкер-стрит со второй почтой пришло наконец долгожданное известие от Хардерна. Едва почтальон вручил письмо, как Холмс нетерпеливо разорвал конверт и вынул из него два листка бумаги.

Один — послание от самого Хардерна — Холмс отложил в сторону, а сам быстро прочитал то, что было написано на втором листке, и передал его мне. Как Холмс и ожидал, внизу красовался отпечаток большого пальца Черной Руки. Содержание послания было столь же зловещим, как и отпечаток, от взгляда на который становилось не по себе.

Послание было датировано 30 апреля и гласило:

«Я ждал достаточно долго, Хардерн, но теперь все. Время вышло. Убирайся из Англии немедленно, ибо дни твои сочтены».

— Очаровательное послание, не правда ли, Ватсон? — спросил Холмс с угрюмой улыбкой. — Но, по крайней мере, теперь мы знаем, что мерзавец не нанес свой удар, чего я так опасался.

— Может быть, Хардерн поймет наконец, что все это очень опасно, и решит покинуть Англию, — высказал я предположение, хотя, должен признаться, и сам не надеялся на благоразумие нашего клиента.

— Об этом и думать нечего! — подтвердил Холмс мои сомнения. — Этот человек упрям, как мул. Он не собирается покидать Англию, а вместо этого предлагает нам прибыть в Мэйдстоун сегодня поездом три семнадцать и провести ночь в Маршэм-Холле, хотя я решительно не понимаю, чем это, по его мнению, может помочь. Мы ничуть не приблизимся к установлению личности Черной Руки, не говоря уже о его задержании. Единственное, чем мы могли бы быть полезными нашему клиенту, это охранять его. Впрочем, от этого мало пользы.

Вскочив на ноги, Холмс принялся расхаживать по гостиной.

— Это самое гнусное дело из всех, какие мне приводилось расследовать, Ватсон! Таинственный аноним и клиент, который отказывается следовать моим советам! Трудно придумать худшую комбинацию.

— Мы могли бы отказаться от этого дела, — заметил я.

— И оставить жизнь Хардерна под угрозой? Нет, ни за что! Кроме того, отказаться от дела означало бы признать свое поражение, — горячо возразил Холмс.

Несмотря на всю серьезность положения, последнее восклицание моего друга позабавило меня: Холмс оказался столь же упрямым, как и его клиент.

При сложившихся обстоятельствах нам не оставалось ничего другого, как с огромной неохотой последовать инструкциям Хардерна. Поездом три семнадцать мы отбыли в Мэйдстоун, уверенные, что только напрасно тратим время. В качестве меры предосторожности Холмс все же настоял, чтобы я прихватил свой армейский револьвер.