Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда

И вот около пяти я надела халат и прошла на цыпочках в его комнату. Постучала в дверь – и опять, и опять (стучать громко я не могла, чтобы не разбудить других, – и в конце концов он ее открыл. Настроение у него было ужасным – из-за похмелья, полагаю, – и он принялся выговаривать мне, с какой стати я его подняла, как он выразился, в такой проклятущий час. Я сказала, что нам надо поговорить, и предложила подняться на чердак, которым никто не пользуется и где нас никто не услышит. Наворчавшись, набурчавшись и кое-как одевшись, он согласился.

– И тогда вы вместе поднялись на чердак? – спросил Трабшо.

– Да.

– И нашли его отпертым?

– Нуда. Его никогда не запирают.

– Так-так. Продолжайте.

– На чердаке я ему выложила все, что думаю о нем, и как он попросту разоблачил себя своим отвратительным поведением с моими друзьями. И категорически потребовала, чтобы он уехал в Лондон прямо с утра. То есть сегодня.

– И как он к этому отнесся?

– Рассмеялся мне в лицо.

– Рассмеялся?

– Да. Жутким таким дьявольским смехом. Собственно говоря, как я осознала теперь, это был тот же злокозненный смех, который он культивировал всегда, – «злокозненный» в смысле «остроумный», как я прежде внушала себе. Но теперь, когда смех этот был по моему адресу, мне впервые стало ясно, как он звучал для его жертв. Ну, он продолжал высмеивать меня, и маму, и папу, и их друзей, и их принципы, и их традиционность, и даже начал язвить на тему, как скучна, жалка и занудна жизнь в английской сельской глуши. Он сказал, что она исчерпывается теплым пивом, собачниками и старыми девами, катящими на велосипедах в церковь к вечерней службе сквозь сырой туман…

– И как вы ответили? – спросил Трабшо.

– Я закричала на него, и наши голоса все повышались и повышались, и я подумала, что у меня голова разорвется, если я останусь на чердаке секундой дольше. И нестерпим мне стал не только голос Рея, но и мой собственный. А потому я повернулась и убежала к себе в комнату.

– А потом?

– Через десять минут я услышала, что Реймонд идет по коридору. Он насвистывал… да-да, насвистывал будто «Аравийского шейха», насколько я помню.

– Что за свинья! – сказал Дон сквозь стиснутые зубы.

– Ну и я оставалась у себя в спальне, плакала, пока не уснула, и спала, пока меня не разбудило…

Она умолкла, не в силах продолжать.

– Обнаружение трупа… я знаю, – прожурчал Трабшо. – Скажите мне, какие чувства вы тогда испытали?

– Ужасные, просто ужасные! Я даже почувствовала себя виноватой! Будто каким-то образом я была ответственной за его смерть. В конце-то концов, Рей ведь БЫЛ моим близким другом, и как бы отвратительно он себя ни вел, все-таки он не заслуживал, чтобы… Ах, я больше не понимаю, что такое я говорю… Я так… так страшно сбита толку…

– Возможно, мисс, вы и сбиты с толку, – сказал старший инспектор, дав ей время овладеть собой, – но, главное, вы держитесь мужественно, очень-очень мужественно, и я хочу поблагодарить вас за это. Не то чтобы, – продолжал он, покачав головой, – рассказанное вами намного приблизило нас к разгадке. Но такова, видимо, природа зверя, то есть этого дела, имел я в виду, – пояснил он на случай, если кто-то не понял его метафоры. – Еще раз благодарю. Для вас испытание теперь позади.

Затем, едва Мэри Ффолкс вновь засуетилась вокруг дочери, старший инспектор, явно человек, не терпящий тратить время зря, тут же повернулся к ее мужу.

– Полковник?

– Да, Трашбо?

– И теперь, когда мисс Селина рассказала нам все ей известное, я думаю, настал ваш черед пройтись по раскаленным углям.

– Мой черед прой… А, да, разумеется, разумеется, – быстро ответил Роджер Ффолкс.

Затем он несколько секунд тревожно возился с целлофановой оберткой сигары и лишь потом сказал:

– Только одно, Трабшо. Мы словно занимаемся этим уже часы и часы. Возможно, все остальные, как и я, полагают, что нам следовало бы устроить небольшой перерыв. Для нас ведь, знаете ли, крайне тяжело подвергаться такому допросу, и, думаю, мои гости не прочь отдохнуть в своих комнатах. Ну а я – я же сегодня не совершил мой моцион, и мне просто необходимо поразмять ноги.

– В такую погоду, полковник?

– В любую погоду, сэр, в любую погоду. Верно, Мэри?

– Да-да, так и есть, инспектор. Роджер дня без моциона не пропустит.

– Ну-у, – неуверенно протянул Трабшо. – Я, собственно, не знаю…

Секунду спустя, однако, он словно бы передумал.

– Ну, пожалуй, перерыв – не такая уж плохая мысль. Но только короткий, учтите.