– Клянусь, – возвестила она, – говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. И еще кое-что, – добавила она со страстной хрипотцой в голосе и эффектно взмахнула мундштуком.
– Отлично, – сказал Трабшо. – Так не могу ли я услышать ваш личный рассказ о стычке, которая вчера вечером произошла между вами и Раймондом Джентри?
– Безусловно, – ответила она, а над ее головой повисло колечко табачного дыма, будто нимб, потерявший святого. – Как вам, вероятно, до тошноты надоело выслушивать, Джентри побил абсолютный рекорд. Он был скотиной, мерзавцем чистейшей воды, самовлюбленным смугловатым мелким карьеристом с художественными волосами и пунцовыми губами и вечной похвальбой о знакомстве с магарани Раджастана или пумпом Пумпара или какими-то другими столь же маловероятными пашами или пашихами.
Но среди его историй имелась одна, совершенно другую версию которой я слышала из первоисточника. Как обычно, он забивал нам уши побасенками о всех знаменитостях, ему знакомых, и упомянул, что однажды пил коктейли в «Клариджесе» с Мольнаром – венгерским драматургом, как вы знаете, обаятельнейшим человеком, остроумным похлеще целой бочки мартышек. Ну а я знакома с Ференцем, с Ференцем Мольнаром то есть, очень близко знакома – я была звездой в его «Олимпии», помнишь, Эви? – и задолго до того, как я имела несчастье столкнуться с Джентри, сам Мольнар рассказал мне, что произошло.
Как-то вечером Джентри подошел к нему в «Клариджесе» и спросил, не согласится ли он дать интервью для этого его грязного листка. Ференц, естественно, отказался – он способен учуять запах подделок за милю, – а когда Джентри продолжал допекать его, просто повернулся на каблуках и ушел. Но в дверях посмотрел через плечо, и как вы думаете, что он увидел? Непотребный Джентри тихохонько допивал его – то есть Ференца – коктейль!
Ну и когда я услышала, как он мелет о том, как «пил коктейли с Мольнаром», я просто рассмеялась ему в лицо. Правду сказать, я так не смеялась с тех пор, как Минни Баттенберг перекрутила свое трико – буквально перекрутила и буквально трико – на премьере «Наверху, в комнате Мейбл».
Я вообще не терплю мужчин-сплетников, – продолжала она. – Согласно моему опыту, а он у меня богатейший, они все гомики. Откровенно говоря, когда Джентри только-только проделал свое па, входя в гостиную, я сразу его определила и не могла понять, что, во имя всего святого, могла получать от него бедняжка Селина. Ты знаешь, кого он мне напомнил, Эви?
– Нет, а кого?
– Злодея в той твоей истории, которая была так пикантна, что ее пришлось опубликовать во Франции.
– «Дело о фамильных драгоценностях»?
– Вот-вот. Такая прелесть! Но, конечно, не тот роман, который Эви имела хоть малейший шанс издать в нашей тускло-затхлой дыре. Действие, насколько помню, происходит в Портофино.
– Правильно, – сказала писательница. – Антуражем мне послужили…
– По-моему, сейчас мой черед, цыпочка, – сердито одернула ее Кора Резерфорд, не стерпев, чтобы ее заслонила даже авторша упомянутого романа. – Компания английских аристократов развлекалась на вилле у моря. А жутко изобретательный ход заключался в том, что преступление было раскрыто еще до того, как хоть кто-то из них понял, что оно произошло. Старая леди… леди… леди Белтем, верно? – у которой гостила эта компания, оставила бесценную фамильную драгоценность лежать на столике в будуаре, просто напрашиваясь, чтобы ее украли, – тяжелый фермуар из многих жемчужных нитей, ну, вы знаете, вроде тех, которые всегда носит королева Мария. Кроме того, она раздобыла себе нового с иголочки nombre, [7]достаточно молодого, чтобы годиться ей в сыновья или, точнее, во внуки. В романе он называется просто Мальчик, и всем, кроме мадам Белтем, очевидно, что он пиявка из пиявок. И тем более что его манеры и повадки не оставляют сомнения, что он, ну, вы понимаете, таковский? То есть уранового толка, как забавно называла это компания Оскара Уайльда. Ну и разумеется, по их единодушному мнению, он крутит с ополоумевшей старой хрычовкой единственно потому, что ему не терпится наложить свои жадные грязные лапки на жемчужный фермуар.
– Право же, мисс Резер… – начал старший инспектор в тщетной попытке направить поток в нужное русло.
– И вот тут ее племянник – племянник леди Белтем и наследник фамильного сокровища – нанимает частного сыщика и представляет его тетке как школьного друга, чтобы внедрить его в общество. Я говорю «его», так как против обыкновения этот сыщик не Алекса Бэддели, а загадочный юноша – Элиас Линдстром, по-моему, его зовут, который, как нам дается понять, тоже принадлежит к урановому толку.
Читать дальше