Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда

Даже когда он соглашался с вами, иногда это раздражало, до того он преувеличивал! Фаррар – он всюду носит с собой собственную пепельницу, маленькую бронзовую урночку с крышкой, которая открывается и закрывается, вон она, на ручке дивана. Ну так когда Реймонд принялся ею восхищаться, и Фаррар признался, как сложно вытряхивать из нее на ночь окурки, он буквально содрогнулся и сказал: «О, как, как я вам сочувствую! Как „мучительно это должно быть!» Что скажете? Мучительно! Вытрясти окурки из пепельницы? Невозможно вообще было понять, говорит он серьезно или нет.

Да, и еще это его словечко! ПРОНИКАЮЩИЙ. Стихи Тагора были Проникающими. Философия Шпенглера была Проникающей. Sole aux ortolans [4]в «Эйфелевой башне» были Проникающими. Да, кстати, говоря об «Эйфелевой башне», я имею в виду лондонский ресторан, а не парижский монумент. Промах, который допустила Мэри и который дорого ей обошелся. Она, кроме того, спутала «Весну Священную» с «Шорохами весны» – ошибка, которую может допустить кто угодно, но ей пришлось настрадаться! О, он был неуместен, неуместен, неуместен! Просто – не один из нас, знаете ли. Иного выражения я не нахожу.

Ну, Трабшо, предоставляю вам самому догадаться, какой степени достигло наше раздражение еще далеко до конца вечера. Однако переливать через край оно начало на следующий день, то есть вчера, в день Рождества. Атак как ночью был снегопад, Роджер не мог просто вышвырнуть Реймонда вон, рекомендовав, чтобы он отправлялся назад в Лондон в своей распроклятой «испано-сюизе», что (и мы все знали) он, Роджер, изнывал от желания сделать, как бы ни отнеслась к этому Селина.

К завтраку он не спустился, что было непозволительной невежливостью с его стороны. Но по крайней мере это предоставило Селине возможность запоздало принести извинения всем и каждому за его поведение. Будь это не Рождество, я убеждена, между ней и ее отцом произошла бы тягостная сцена. Но в духе этого Дня полковник решил – и посоветовал нам всем тоже решить и постараться – терпеть неприятную ситуацию, насколько в наших силах.

Затем, когда он наконец соизволил появиться, все еще не побрившись, все еще в халате, в десять сорок пять утра, и обнаружил, что со стола убрано, он тотчас спустился в кухню и потребовал, чтобы миссис Варли – она кухарка, – он потребовал, чтобы она приготовила ему яичницу с беконом, и принялся пожирать ее по-волчьи, держа тарелку на коленях, и запах разливался по всей гостиной, пока все мы пытались и дальше играть в канасту. Но и наевшись, он продолжал бесцеремонно болтать, пока мы играли – просто выразить не могу, как это мешало, – и притом курить свои бурые вонючие сигареты – «Собрани» они, по-моему, называются – и противно булькать, прихлебывая из своей фляжки.

А потом с течением дня этот мерзкий его язык буквально начал источать яд.

Примеры? Трудно припомнить конкретно, так как их множество. А, да – погодите. Когда Мэдж, глядя в окно на снег, который продолжал закручиваться вихрями вокруг дома, упомянула, какое странное чувство он у нее вызывает, ведь всего лишь два месяца назад она в Греции плавала, ну, просто как в сказке, Реймонд с самым невинным видом заметил, что сравнение, которое она употребила, напомнило ему о стряпне миссис Варли. Когда же она спросила его почему, ответом было, что его яичница с беконом «плавала в жиру, прямо как в смазке».

Что же, хе-хе. И да, можете считать все это забавным и восхитительным, да только, если взглянуть надело прямо, для наших гостеприимных хозяев это было грубым и лишним. А к тому же, стоит ли упоминать, простой ложью. Но вы видите, он прямо-таки не мог удержаться, чтобы не сострить на чужой счет. Он искренне наслаждался, оскорбляя их. Потому что, я уверена, страдал тем, что доктор Фрейд называет комплексом неполноценности, и не мог не стараться стащить всех и каждого до собственного жалкого уровня.

Когда Синтия Уоттис похвалила игру Греты Гарбо в «Королеве Кристине», которая вызвала у нее потоки слез, и вежливо осведомилась у Реймонда о его мнении, он тут же – и НЕ сымпровизировав, я убеждена, – назвал фильм «винегретом Греты». О, возможно, это было сказано блестяще и все такое прочее, но его слова совсем сокрушили бедняжку Синтию, и мне просто неудержимо хотелось закатить ему оплеуху.

Или когда Дон упомянул о своем «творческом потенциале» как художника – мне говорили, он выставил несколько очень драматичных морских пейзажей в художественной школе на показе по окончании семестра, – Джентри не нашел ничего лучше, чем сказать, что как говорящий постоянно о самоубийстве никогда его не совершит, точно так же, если ты постоянно распространяешься о своем творческом потенциале, это роковой признак, что у тебя его нет и в помине.