Эдмунд Криспин: Шагающий магазин игрушек

— Вот сволочи, — сказал служитель Кадогэну, который только что вошел вместе с Хоскинсом и присоединился к Виоле и Уилксу. — Они что, самоубийцы?

Огни на карусели, достигшей своей нормальной скорости, внезапно потускнели. Механик, сидящий посредине, спокойно взирал на происходящее.

— Остановите эту штуку, — резко выкрикнул Кадогэн. — Человек, который вскочил первым — убийца. Он вооружен и очень опасен. Остановите ее, ради бога!

Служитель уставился на него:

— Какого черта?..

— Это чистая правда, — с неожиданной твердостью сказал Уилкс. — Виола, идите звонить в полицию, а потом отправляйтесь на вокзал и приведите всех сюда.

Побледневшая Виола молча кивнула и выбежала. Вокруг начал собираться народ, интересуясь, в чем дело.

— О, боже мой! — произнес служитель, наконец поверив им.— Эй, Берт, останови ее! Быстро! — крикнул он человеку в центре карусели.

Его слова утонули в свисте ветра и скрежете карусели. Человек в центре круга делал вопросительные жесты руками. Шерман достал револьвер, прицелился и выстрелил. Механик открыл рог, зашатался и упал.

— Ублюдок! — завопил охваченный внезапной яростью служитель. — Этот ублюдок застрелил его!

К ним подбежали владельцы тиров и других заведений ярмарки, а потерявшая управление карусель продолжала набирать скорость, ужасающе вибрируя и сотрясая весь балаган. Нелепая музыка продолжала трубить: «Милая, любимая, я плачу о луне…» Лица присутствующих исказились от страха. Один из двоих кружащихся на карусели людей издал полный ужаса пронзительный вопль.

— Ложитесь! — закричал служитель. — Ложитесь и прижмитесь к подпоркам! Боже мой… — добавил он тихо, — если кто-нибудь из них вылетит, когда она крутится на полную железку, ему не придется рассказывать об этом.

А скорость все нарастала.

Крутом все стихло. Все увеселения были забыты. Стоящие около карусели все больше ощущали яростное завихрение воздуха…

— Мы не сможем ее остановить, — пробормотал служитель. — Мы не сможем теперь… Пока не кончится пар.

— То есть, как это, черт вас побери? — Кадогэна охватил ужас.

— Машина и пульт управления там, в центре… Туда теперь никак не добраться. Если вы при такой скорости попробуете это сделать, вы сломаете свою дурацкую шею, поняли?

— А сколько же это будет еще продолжаться?

Служитель пожал плечами.

— Полчаса, — мрачно ответил он, — если она до этого не своротит к чертовой матери весь балаган.

— О, господи, — произнес Кадогэн, чувствуя, что ему делается дурно. — Нельзя ли взять одно из ружей и подстрелить его?

— Если вы попытаетесь стрелять, то попадете во что угодно, но только не в него!

Карусель крутилась все быстрей.

— Я знаю, что делать! — воскликнул Кадогэн. — Если мы выломаем доску, огораживающую карусель, то сможем пролезть в центр снизу, да?

Служитель вздрогнул.

— Можно бы, — ответил он, — но там до чертовой матери всяких механизмов, и, прежде чем вы доберетесь до центра, скорее всего вам оторвет башку.

— Все равно, надо попробовать, — сказал Кадогэн, — хотя бы ради этих двух несчастных. Они оба в панике и в любой момент могут сорваться.

Служитель недолго колебался.

— Я пойду с вами! Фил, дай мой инструмент!

Пробовали ли вы, равнодушный читатель, висеть, вцепившись в перила карусели, вращающейся с бешеной скоростью? Если ваши ноги прочно упираются во что-нибудь, вы можете отклониться внутрь под углом шестьдесят градусов и не потерять равновесия. Собственно говоря, только таким способом и можно удержаться. Сидите прямо — вам понадобится вся ваша сила, чтобы не быть вышвырнутым, как булавка, положенная на вертящийся диск патефона. Во всяком случае карусель не слишком подходящее место для ловли отъявленного злодея, хотя следует отметить, что трудности равны для обеих сторон. Надо добавить, что при этом все ощущения смещаются. Спустя некоторое время только стремящаяся сбросить вас с круга сила говорит вам о том, что вы вращаетесь. Все остальное, включая зрение, создает иллюзию, что вы поднимаетесь и поднимаетесь по бесконечному отвесному склону, который по мере возрастания скорости становится все круче. В дальнейшем вы воображаете несуществующее притяжение, тянущее вас вниз, и начинаете бороться с ним.

Этот полет в темном ветряном тумане создает необычайно странное ощущение. Лица зрителей сливаются в бесконечный утомительный цветной мазок и, наконец, когда мускулы всего тела уже изнемогают от нестерпимого напряжения, все превращается в сплошной кошмар, отчаянную борьбу за жизнь.