Буало-Нарсежак - Разгадка шарады — человек. Полное собрание сочинений. Том 4

— Куда вас подвезти? — неожиданно спросил я.

— Мне безразлично. Я сейчас живу у подруги — манекенщицы. Это возле Плас-Бланш.

Я добавил, почти непроизвольно:

— Если я могу быть вам полезен…

— Что вы готовы для меня сделать? — спросила она. — Впрочем, когда я немного приду в себя, я бы хотела, чтобы вы мне подробно рассказали, если это вам не в тягость, как его задержали, о последних минутах жизни Миртиля… Мне рекомендовали обращаться к вам по всем вопросам, связанным с Рене…

Я проклинал Андреотти, но у меня не хватило мужества вывести ее из заблуждения.

— Охотно, — сказал я. — Стоит только вам позвонить мне домой, чтобы назначить встречу. — Я дал ей свой телефон.

— Благодарю… Никак не ожидала такой любезности со стороны…

Я угадал, какое слово она не решалась произнести.

— Сотрудника префектуры? — подсказал я.

— Вот-вот.

Она улыбнулась и, когда машина остановилась, протянула мне руку в перчатке.

— Удачи вам! — пожелал я.

Она скрестила указательный и безымянный пальцы, заклиная судьбу, вышла из машины и захлопнула дверцу. Я смотрел, как она удаляется — великолепная, безразличная.

Мой взгляд упал на часы. Первый час. Я находился в двух шагах от улицы Равиньян, где жил Гобри.

— Высадите-ка меня, — сказал я шоферу. — Мне нужно зайти в одно место неподалеку.

Откуда такая внезапная потребность повидать Гобри? Я с трудом мог дать этому рациональное объяснение. Может, после долгого пребывания наедине с Режиной я спешил удостовериться, что ее любовник все еще существовал под видом левой руки художника? До сих пор я был зрителем, чрезвычайно внимательным свидетелем — меня лично все это никак не задевало. Но теперь я отдавал себе отчет в том, что из-за Режины меня охватило какое-то волнение. У меня возникло желание посмеяться при одной мысли об этих семерых обладателях пересаженных органов. Я чуть ли не желал им зла! И если я направил свои стопы к Гобри, в сущности, мною двигало что-то весьма похожее на ревность.

Я застал Гобри курящим длинную трубку, лежа на железной кровати. Его захламленная и грязная мастерская смахивала на лавку старьевщика. Повсюду валялись начатые и незавершенные холсты. Пол был не мыт и заляпан краской. Стопка грязных тарелок скопилась в углу. Я освободил себе стул.

— Не помешал? — спросил я.

Отекшие глаза Гобри, багровый цвет лица доказывали мне, что он уже наполовину пьян. Я заметил на столе бутылку. Стакана не было — возможно, он пил прямо из горлышка.

— Волен я делать что хочу или нет? — проворчал он. — Вас послал ко мне профессор?.. Наверное, ему хочется узнать, что она выделывает, его рука?.. Можете ему доложить: она ни на что не годна… Ни на что… Никогда еще не видывал подобной руки; она швыряет на пол все, чего касается.

— Ну, а как… ваша работа?

— Моя работа?

Он расхохотался — да так, что вся кровать заскрипела, потом, напрягшись, умудрился сесть.

— Моя работа, — повторил он. — Вы ее видите. Вот она… Например, это небольшое полотно рядом с вами… да, у ножек мольберта… что, по-вашему, это такое?

Я увидел красные пятна, коричневатые — как будто бы полотно обрызгали кровью.

— Это улица Ив! — вскричал он и согнулся вдвое от душившего его смеха, а потом объяснил, утирая глаза от навернувшихся слез. — Да, это моя новая манера, мой «красный период».

Он указал на бутылку.

— Если душа лежит… Настоящее «Old Crow». [22] «Старая ворона» (англ.) — марка виски.

— Вам бы не следовало… — начал было я.

— Что-что? Мне бы не следовало… А вы смогли бы удержаться, если бы у вас руки тряслись? Да смотрите, черт побери, смотрите же!

Он подошел к мольберту, схватил кисть.

— Вы видите… Я пытаюсь двигаться прямо, нарисовать прямую черту… А похоже, что я фиксирую землетрясение… Нет, дело в том, что мне приклеили руку чернорабочего! Она хороша только для работы отбойным молотком, но держать кисть художника — об этом нечего и думать. Совершенно не способна провести прямую черту. Можно подумать, это сделано нарочно…

— Начните сначала, — попросил я. — Но не препятствуя произвольным движениям руки.

— Думаете, она меня слушается?!

Он попытался провести вертикальную линию, а получились три неровные волнистые черточки. Гобри запустил кистью через всю мастерскую.

— Я и прежде, — сказал он, — не считался большим мастером. Но, в конце концов, на то, что я рисовал, вполне можно было смотреть. Теперь же…

— А правой?

— А ну-ка, попробуйте сами писать левой рукой!