Буало-Нарсежак - Разгадка шарады — человек. Полное собрание сочинений. Том 4

— Хорошо, хорошо, — прервал меня директор. — Ничего не могу обещать, но попытаюсь. Если дело выгорит, дадим вам четырехмесячный отпуск.

В тот же вечер я получил от Жаллю ответ: Он ждет меня завтра в одиннадцать часов в своем кабинете. Я так волновался и нервничал, что впервые за все время отказался от свидания с Ману. Она тут же поняла, что происходит что-то необычное.

— Пьер… Алло!.. Пьер, ты не болен?

— Нет-нет, уверяю тебя. Просто мне надо закончить срочную работу, а потом директор просил зайти всех заведующих отделами. Собрание закончится поздно…

— Ты, кажется, чем-то доволен, Пьер? Я не права?

— Доволен? Да нет, с чего ты взяла?

— Тогда до завтра? Ближе к вечеру?

— Да, непременно… Пока, Ману, любимая.

Наступила ночь, необъятная, враждебная. Даже звезды здесь похожи на булыжники. Я присел на еще не остывший камень. Жаллю принял меня между двумя телефонными звонками, только взглянул на меня и бросил:

— Решено. Детали обсудите с моим секретарем.

Минуту спустя я все еще не понял, правда ли это. Я явился на эту встречу, как неуверенный в себе соискатель, готовый к суровому экзамену. Но Жаллю был слишком перегружен делами, измучен и рассеян…

— Он что, всегда такой?

— Нет, — заверил меня секретарь. — Но сейчас я даже не знаю, что с ним творится. Видно, все дело в этой поездке. Возникло немало трудностей…

И он, в свою очередь, рассказал мне о нападках, которым подвергся Жаллю. О том, что все ставят ему палки в колеса и что, если он упустит и этот новый контракт, ему останется только поискать себе место инженера на каком-нибудь второразрядном заводе.

— Он будет конченым человеком, — заметил он в заключение.

Я вспомнил усталые серые глаза, только что смотревшие на меня. Секретарь тоже выглядел совершенно измученным.

— А что, если у него ничего не выйдет? — спросил я.

— Ну нет. Так только говорится… На самом деле такого просто не может случиться.

— Ну, а если все-таки?..

— Тогда, — сказал секретарь, — для него это будет полный крах… Даже хуже… Я не могу вам все объяснить, раз это не ваша профессия, но вы способны понять, что на карту поставлено очень многое. Господин Жаллю не может позволить себе ни единого промаха. Стоит ему раз оступиться, и с ним будет кончено. А тогда…

Он помахал рукой, намекая, что Жаллю потеряет все: состояние, репутацию, жизнь… Ману…

— Не стоит преувеличивать, — добавил он. — До этого еще далеко. Но, возможно, вы могли бы ему помочь больше, чем предполагаете. Раз вы собираетесь написать книгу, почему бы вам не сделать героем такого человека, как господин Жаллю? Вы могли бы рассказать историю создания плотины. Какой захватывающий сюжет! Все равно что сражение — ведь это и есть сражение. Но публике это неизвестно. Господин Жаллю так одинок! Вы и представить себе не можете!

— Да что вы!

— Уверяю вас.

— Но у него есть вы. И потом, госпожа Жаллю…

Секретарь протянул мне свой портсигар и зажигалку.

— Вы летите дней через десять, — продолжал он. — Ни о чем не беспокойтесь. Зайдите ко мне на следующей неделе.

— Я лечу тем же самолетом, что и господин и госпожа Жаллю?

— Ну конечно.

Должно быть, мой вопрос показался ему глупым, зато ответ окрылил меня. Я поспешил предупредить директора издательства. [10] Должность издательского директора во Франции — одна из высших в издательском деле. Он отвечает, как правило, за техническую концепцию работы. (Примеч. перев.) Уж и не помню, чем я занимался до прихода Ману. Хотя нет! Я купил толстую книгу о плотинах. Там было полно формул, уравнений, чертежей, и я отдался сладостному ощущению, что от меня уже ничего не зависит. Я уезжаю! Уезжаю вместе с Ману! Мне не хотелось думать о Жаллю. Я только твердил себе, что не так уж страшен черт, как его малюют, и что напрасно я боялся этой встречи.

Он просто затравленный человек — вот что он такое. Он потерпит неудачу и исчезнет. И Ману достанется мне. Я принес домой цветы — много цветов. Уже ничего толком не соображая, я битый час выбирал одежду, которую стоило взять с собой.

Ману поняла все с первого взгляда. Я заключил ее в объятия.

— Ты ведь не станешь меня ругать? Ману, ну скажи же что-нибудь… Я правильно сделал, верно?.. Я не мог поступить иначе, сама подумай. Ты там, я здесь… Это же немыслимо!

Я уже оправдывался. Снова я был виноват. Снова я просил прощения за то, что слишком ее любил. Она слушала мои объяснения, полуприкрыв глаза, с напряженным лицом. Все ее застывшее тело выражало протест. Сколько я ни показывал ей, как удачен и надежен мой план, она только качала головой, как женщина, вдруг решившаяся на разрыв. Я почувствовал, что не только эта поездка, но и сама наша любовь оказалась под угрозой.