Буало-Нарсежак - Разгадка шарады — человек. Полное собрание сочинений. Том 4

— Ну, а если за дверью никто не шелохнется? — возразил Лоб.

— Тогда мне заметят, что прислуга еще спит, и попросят спуститься, чтобы не тревожить постояльцев.

— Вы можете сослаться на звонки.

— Где взять доказательства, что мне звонили? И потом, не забывайте, что Ницца — город туристов, а люди, которые находятся в городе проездом, нередко ведут себя странно. Я погублю наше дело, навлекая на него слишком много нареканий.

— И все-таки нужно что-то предпринять! — отчаявшись, вскричал Лоб.

— Согласен, — сказал Флешель. — Ждать!

Лоб чуть не вспылил. Ничего, он отыграется в отчете! Сделает упор на бессилии этих служб, скудости их материальных средств, безразличии городских властей. Прежде всего, следует покончить с этой жалкой кустарщиной. Один номер телефона при том, что взывать о помощи могут несколько отчаявшихся одновременно… Он повернулся к Флешелю.

— А что, если вам сейчас кто-нибудь позвонит и займет ваш номер на час? Что станет с этой девушкой?

Флешель метнул на Лоба такой острый взгляд из-под мохнатых бровей, что заставил его почувствовать себя неловко.

— Не бойтесь, мы ее не потеряем.

— Тем не менее… вообразите себе…

— Я лишен воображения…

— Будь у вас три-четыре телефонных номера…

— И мы превратились бы в контору по внешнеторговым связям.

Лоб предпочел выйти на улицу. То был час, когда предутренняя свежесть уже возвещала об окончании ночи. Перед полицейским участком потягивался со сна инспектор в рубашке с закатанными рукавами. С соседнего цветочного рынка доносился слабый аромат, напоминающий запах парикмахерской. «Собственно говоря, — подумал Лоб, — какое мне дело до этой девушки?» Алкоголики, наркоманы, люди, склонные к самоубийству, — все, кого он относил к «группе риска», — внушали ему какое-то отвращение. Они были грязные. Вульгарные. Лоб терпеть не мог с ними сталкиваться. Он тщательно привел в порядок галстук, приглаживая волосы, провел ладонями по вискам и, успокоившись, вернулся в дежурное помещение. Флешель пил вторую чашку кофе.

— Не беспокойтесь, господин Лоб. Она перезвонит… Теперь я в ней разобрался. В прошлом году я имел дело с девчушкой… семнадцати лет… Так вот она держала нас в напряжении три дня кряду… Три дня!

— И вам удалось ее спасти?

— Разумеется! Ее отец, видите ли, женился вторично. Она ревновала.

— И только поэтому?..

— Представьте, да. Только поэтому, из-за такого пустяка!

Лоб снял с крючка куртку, по привычке проверил, все ли на месте: носовой платок — в правом кармане, сигареты и зажигалка — в левом, бумажник, расческа в футляре… Самое время распрощаться. Ночь миновала. Он увидел все, что хотел. Тогда почему он мешкает?

Привыкший за собой наблюдать, запрещать себе какие-либо увертки, строго следовать своим принципам, Лоб вынужден был себе признаться, что оставался из интереса к Флешелю, желая посмотреть, выпутается ли тот из создавшейся ситуации. Ему не нравился непререкаемый тон Флешеля. Сам он, возникни у него желание покончить с собой, предпочел бы идти до конца без всяких проволочек, без этих жалких доверительных признаний, этой манеры выворачивать наизнанку перед кем-либо душу! По счастью, мысль о самоубийстве ему никогда не придет в голову. О том, чтобы оставить после себя окровавленный труп, нечего и думать! Женщины, да. Такие толстяки, как Флешель, да. Они слишком эмоциональны и полнокровны!

Мысли Лоба перебил телефонный звонок. Он без спросу взял вторую трубку и узнал голос, как только Флешель взял свою.

— Не бойтесь, малышка, — увещевал Флешель. — Вы не одна. Ну, поделитесь со мной своими невзгодами.

Она подыскивала слова, что-то бормотала, и Лоб задался вопросом: а не находится ли она уже под действием таблеток? У Флешеля явно создалось такое же впечатление, поскольку он поспешил ее спросить:

— Вы ничего такого не глотали?

— Нет.

— Истинная правда?

— Да, правда.

— Ну, тогда еще не все потеряно. Послушайте, давайте рассуждать здраво… У вас совсем нет денег?

— Нет.

— Я вам их раздобуду. Нет больше работы?

— Нет.

— Я вам ее найду… Что вы умеете делать?

— Я умею…

Она примолкла, задыхаясь, потом закричала:

— С меня хватит… всего… Вам не понять… Никто не может меня понять! Все, что бы я ни делала, оборачивается против меня… Я слишком несчастна.

— Вы не больны? — спросил Флешель.

— Нет… Не то чтобы больна… У меня нет сил жить — вот и все.

Накрыв микрофон ладонью, Флешель быстро зашептал: