Эрл Гарднер - Зловещее светило

— Знаю-знаю. Еще лучше. Не привлекут за порчу школьного имущества. Где он? Куда ты его сунул? — Я заглянул под кровать, под подушку, схватил Пуштона за нос: — Где горн, Хейни?

— Отстань! — заорал он во все горло.

Народ стал поднимать головы, послышалось недовольное ворчание.

— Ладно, придурок, иди дуди. Чтоб тебе кишки выдуть.

Я вернулся в постель и зажал уши.

Пуштон продудел от души. Куда он прятал горн, я так и не узнал.

Оделся я бодро, настроение улучшилось. Еще два дня — и Томми повесят. Скорей бы. Может, Мэри скоро отнюнится, потому что больше ничего уже нельзя будет сделать. А потом и забудет. Для планеты один человек — величина несущественная, независимо от того, хороший это был парень или плохой.

В среду все шло путем. Завтрак, церковь, классы. Случайно наткнулся на Пуштона, он зажимал горн под мышкой.

— Торп, будешь приставать, я доложу по команде.

— Топай-топай, придурок. Погоди, я до тебя доберусь.

Зол я на него был — не передать.

Я все так же злился на Пуштона, когда представился счастливый случай. Счастливый для меня, не для Пуштона.

Ближе к вечеру нас отпустили из классов на двухчасовой отдых. Я заскочил в главное здание, точнее, прокрался туда, чтобы взять из-под подушки книжку. И услышал какой-то стук. Доносился стук из крыла одиннадцатилеток. Дойдя дотуда, я глазам своим не поверил.

Пуштон! Дело в том, что дежурному горнисту поручается обход здания, но я-то об этом забыл. Чуть было в Бога не поверил снова. Пуштон возился с новым переносным радиоприемником с наушниками, очевидно общим с соседом, потому что провода тянулись и к соседней койке.

Пуштон, высунувшись из окна, приколачивал наружную антенну.

Чего еще желать? Шесть этажей, внизу бетонная отмостка. Никто не знает, что я в здании. В виски ударила кровь, в глотке пересохло. Кошачьим шагом, затаив дыхание, я двинулся вперед.

Подойдя поближе, рванулся и толкнул его. Он успел обернуться — его пухлое лицо позеленело и выразило неописуемый панический ужас. В жизни не испытывал такого наслаждения!

Еще толчок — и, не издав ни звука, Пуштон сорвался вниз.

Я рискнул выглянуть, чтобы увидеть, как он грохнется. Потом понесся вниз. Никого не встретив, добежал до второго этажа, где выскочил в окно, приземлившись четко на ноги.

Через минуту я был на спортплощадке. И только через десять минут от главного здания раздался чей-то вопль.

Мы рванули туда.

Стоя в толпе, я рассматривал то, что осталось от Пуштона. Отдуделся Пуштон. Труп валялся, как лопнувший мешок, с брызгами и потеками крови по сторонам. Мы постояли, поглазели, потом дежурный офицер прогнал нас оттуда. Больше я Пуштона не видел.

Ужин прошел без задержки, как обычно. Разговоры сводились к тому, что этот идиот чересчур высунулся из окна со своей антенной и рухнул.

Такое и вправду могло случиться, и поскольку я со страшной силой Пуштона ненавидел, то угрызениями совести не терзался. Как и тем, что Томми Смит скоро умрет. Но Томми мне нравился. Хотя сестра его — еще больше…

Нас погнали в конференц-зал, как я полагал, на расследование случая.

Майор Кларк выступил перед нами, проявил трогательную заботу о нервной системе наших родителей, порекомендовал не тревожить их попусту сообщением о трагическом происшествии. Надутый старый козел беспокоился, разумеется, о своем кармане, не хотел лишиться учеников.

К концу этой проповеди появился Дафф Райан, уселся так, чтобы видеть всех, включая и Кларка, но чаще и дольше всего сверлил взглядом меня. Этот шпик меня психом сделает!

В пятницу я проснулся и лежал, ожидая сигнала побудки, но не дождался. Так приятно лежать на простынях, под одеялом — и так неприятно слышать под окнами вопль дурацкой медяшки! Не дождавшись горна, я, наконец, различил плеск дождя. В дождь мы спали лишних полчаса. Подъем флага и утренняя зарядка отменялись.

Я устроился поудобнее и принялся размышлять. Все складывалось наилучшим образом. После казни Томми Смита для Райана терялся смысл его реабилитации. Он бы выглядел круглым дураком. Дождь — приятная штука. И к Мэри можно не ходить, пока Томми еще жив.

Так я думал, лежа в постели утром. Так нет ведь! В полвосьмого вечера приперся Дафф в дождевике и снова получил для меня освобождение.

— Мы с Рут собираемся к адвокату, посидишь с Мэри, — сообщил он мне, не интересуясь, насколько мне это приятно.

— Черт, — заикнулся было я. Но разве с ним поспоришь!

Рут уже ждала на крыльце переднего входа, тоже в дождевике. Лицо у нее похудело, осунулось. Она потрепала меня по плечу и пробормотала сквозь слезы: