Уильям Коллинз - Мой ответ - нет

— Прошу извинения, мисс Эмили. Если бы миссис Рук просто спросила меня, живы ли ваши родители, я приписал бы этот вопрос простому любопытству пустой женщины и ничего не подумал бы об этом. Но она сказала: «Может быть, вы можете сказать мне — жив ли отец мисс Эмили». Тут она остановилась и вдруг переменила вопрос таким образом: «Живы ли родители мисс Эмили?» Возможно, я делаю из мухи слона; но я подумал в то время (и теперь еще думаю), что она имела какую-нибудь особенную причину осведомляться о вашем отце, и не желая по каким-то причинам, чтобы я приметил это, переменила вопрос так, что включила в него и вашу мать. Не находите ли вы это натянутым включением?

— И как вы ответили ей? — спросила Эмили.

— Я не мог доставить ей никаких сведений.

— Позвольте мне сообщить вам эти сведения, мистер Моррис. Я лишилась своих родителей.

— Давно ли умер ваш отец?

— Около четырех лет, — ответила девушка. — Это был самый великодушный человек на свете; миссис Рук, может быть, спросила о нем из признательности. Может быть, он был добр к ней когда-то — и она помнит это с благодарностью. Как вы думаете?

Албан не мог согласиться.

— Чем более я думаю об этом теперь, тем более мне кажется, что она ничего не знает о вашей семейной истории. Скажите, а когда умерла ваша мать?

— Так давно, — ответила Эмили, — что я даже не помню. Я была в младенчестве в то время.

— А между тем, миссис Рук спросила меня — живы ли ваши родители. Одно из двух, — продолжал Албан, — или тут есть какая-нибудь тайна, которую мы не можем надеяться узнать теперь, или миссис Рук говорила наудачу, чтобы узнать: не родня ли вы какому-нибудь мистеру Брауну, которого она когда-то знала.

— Кроме того, — прибавила Эмили, — следует вспомнить, что моя фамилия очень распространенная, и легко можно ошибиться. Мне хотелось бы узнать, точно ли о моем милом отце думала она, когда говорила с вами. Как вы думаете, могу я это узнать?

— Если миссис Рук имеет причины скрывать, я думаю, что вы ничего не узнаете, — если только не озадачите ее чем-нибудь.

— Как вас понять, мистер Моррис?

— Мне пришел в голову один способ, — сказал он. — Нет ли у вас миниатюрного портрета или фотографической карточки вашего отца?

Эмили показала ему красивый медальон с брильянтовым вензелем, висевший на ее часовой цепочке.

— Здесь его фотографический портрет, — ответила она, — подаренный мне моей старой милой телушкой в то время, как она была богата. Показать его миссис Рук?

— Вне всякого сомнения. И обязательно проследите за ее реакцией.

С нетерпением желая попробовать опыт, Эмили встала:

— Я не должна задерживать миссис Рук.

Албан остановил ее, когда она уходила. Смущение и нерешимость, уже замеченные ею, опять начали показываться в его обращении.

— Мисс Эмили, могу я попросить у вас одолжения? Я не кто иной, как один из учителей, занимающихся в этой школе; но я надеюсь, что не окажусь слишком настойчивым, если предложу свои услуги одной из моих учениц…

Тут уже он совсем смутился. Он презирал себя не только за то, что поддался своей слабости, но что запинался, как дурак, выражая свою просьбу. Слова замерли на его губах.

На этот раз Эмили поняла его. Тонкая проницательность, давно уже заставившая ее угадать его тайну, о которой она было забыла во всепоглощающем интересе минуты, теперь вернулась, и она в одно мгновение вспомнила, что предостеречь ее Албана побуждало не одно только дружелюбное участие. Он, очевидно, желал присутствовать при ее свидании с миссис Рук. Почему же и нет? Его короткое знакомство с экономкой — не говоря уже об его опытности — могли быть очень полезны ей в непредвиденном обстоятельстве. Может ли он потом упрекнуть ее в жестоком возбуждении ложных надежд, если она примет его услуги? Не дожидаясь, пока Албан оправится, она спокойно ответила:

— После всего, что вы сказали мне, я буду очень вам обязана, если вы поприсутствуете при моем свидании с миссис Рук.

Пламенный блеск глаз, проблеск счастья, вдруг заставивший его помолодеть, были признаками, в которых нельзя было ошибиться.

Содержательница преуспевающей школы мисс Лед гордилась своей щедростью.

Отцы, матери и друзья воспитанниц, навещавшие эту неординарную особу, уносили с собой самые признательные воспоминания об ее гостеприимстве. Особенно мужчины признавали за ней редкое качество в одинокой женщине — ставить на стол вино, о котором ее гости с признательностью вспоминали на другое утро.