— Понимаю.
— Ну что, мой рассказ восстановил ваш аппетит?
— Пожалуй. Но не на лукуллов пир. Вполне хватит умеренного приема пищи.
— Ароматной. От пищи отказывается не желудок, если мне позволено упомянуть этот неделикатный орган, а язык. Я тут обнаружил недавно новое заведение, открытое хронически неудачливым взломщиком, который во время последней отсидки попал на губернаторскую кухню. Ко всеобщему счастью, надо сказать. Нашел призвание. Можно начать с окорока. О, нет, не свинина, пардон. Лучше печеная груша и «Стилтон». Это разбудит ваши вкусовые рецепторы. Затем по тарелочке фирменного лукового супчика — он его чуть сдабривает чесночком и сверху добавляет тертого сыра. И, пожалуй, альмондин с бокалом игристого белого…
— Уговорили, Холмс. Однако… — я приняла вид торжественный и чинный, — прежде чем мы отправимся дальше, я хотела бы выяснить еще кое-что. Возможно, сейчас не самое подходящее время, но я должна вас спросить, ибо долго размышляла об этом во тьме, взаперти, в одиночестве… — Я перевела взгляд на свои руки, обтянутые перчатками, тщательно подбирая слова. — Последние недели, начиная с Рождества, прошли как-то странно, кувырком. Я усомнилась, знаю ли я вас вообще. Я даже подумала, что вы хотите удержать какую-то часть своего «я» скрытой от меня, опасаясь за свою драгоценную свободу. Я пойму вас, если вы не дадите ответа сегодня, хотя мне и будет больно, как вы понимаете… Но мои ощущения не должны повлиять на ваш ответ. — Я глянула в лицо Холмсу. — А вопрос вот какой: как поживают феечки в вашем садике?
В желтом свете ночных фонарей я увидела, как напряжение на лице Холмса уступило место облегчению, которое тотчас сменилось знакомыми признаками гнева: выпяченные глаза, сжатые челюсти, тонкие губы… Он прокашлялся.
— Я вообще-то к насилию не склонен, — спокойно начал он. — Но если этот Дойл материализовался бы здесь сию минуту, мне стоило бы больших усилий не броситься на него с кулаками. — Я живо представила себе, как два джентльмена весьма почтенного возраста, один сильно смахивающий на борзую, другой больше похож на бульдога, сцепились передо мною на аллее Риджентс-парка. — Мне и так трудно удержать Ватсона от его безудержной болтовни, а теперь… — Холмс безнадежно махнул рукой. — Услышав мое имя, люди будут представлять себе не серьезного исследователя и автора многочисленных печатных трудов, а глупую куколку с бумажными крылышками. Знал я, конечно, что он человек ограниченный, но чтобы такой дурак!..
— О, Холмс, не расстраивайтесь! Во всем есть свои светлые стороны. Вы, помнится, постоянно жаловались, что вам надоели все эти просители найти пропавшую собаку, закатившуюся запонку или затерянный карандаш. Теперь публика будет думать только о феечках и перестанет докучать вам со всякой ерундой.
Мне показалось, что Холмс меня сейчас убьет. Потом испугалась, что его хватит удар. Но вместо этого он захохотал.
Неожиданно для себя я обнаружила, что лицо мое зарылось в белый шарф на его груди.
— Боже мой, Холмс, я так боялась… Я так боюсь! Ведь он может быть где-то рядом, он где-то в этом городе…
Холмс некоторое время молча терпел меня на своей груди.
— Этот вопрос можно решить лишь одним способом, Рассел.
— Да, понимаю, — вздохнула я. От него пахло шерстью и табаком. — Я достаточно долго убегала от реальности. Хватит бегства.
— Мы вместе, — тихо сказал Холмс. И действительно, с этого момента я больше не чувствовала себя одинокой. Я просунула руку ему под локоть, и мы зашагали к выходу из парка.
Ресторан завершил то, что начала прогулка и продолжил наш разговор. Мне стало легче, когда я поняла, кто же истинный виновник всех несчастий. После еды мы прогулялись через Ковент-гарден и направились к моей квартире, где выпили кофе и еще побеседовали, пока я не начала клевать носом. Холмс отправил меня в постель. Спала я недолго, но крепко. Проснулась, накинула халат, прошлась по квартире, вдыхая аромат знакомого табака. Теперь я могла себя контролировать, стыд не подавлял, хотя и не прошел. Подогрела молока, натерла в него чуть-чуть мускатного ореха и остановилась у окна. Пустая улица. Вот появился патрульный бобби. Он осматривает входные двери, освещает фонарем темные углы. Солидный, основательный, чисто английский полицейский, чисто по-английски не подготовленный к самому страшному, к неожиданности, которая может навалиться в любой момент. Полицейский проследовал далее по маршруту, а я допила молоко и отправилась обратно в постель.
Читать дальше