«Дорогой коллега, из многих источников, в частности, по свидетельству двух французских промышленников, заслуживавших доверия, нам стало известно о недостойном поведении судьи Леклерка. Пользуясь отсутствием своей супруги, ненадолго уехавшей во Францию, он устраивает оргии с несовершеннолетними. Фотография, сделанная в одном из злачных заведений столицы, прилагается».
Ориан тщательно вглядывалась в изображение, но различала лишь какого-то белого в расстегнутой рубашке, задорно отплясывающего с двумя молоденькими девушками. На Александра он был не похож. Анонимное письмо, в котором слова были составлены из букв, вырезанных из газеты «Голос Рангуна», сообщало представителям французского посольства, что судья Леклерк имеет сношения с мужчинами.
Ориан почувствовала отвращение к авторам доносов. Александр никак не мог до такой степени опуститься. Он любил Изабеллу и сына Давида. Мальчику сейчас должно быть лет четырнадцать-пятнадцать. Изабелла была еще студенткой, когда родила его. Ориан пыталась вспомнить. После их отъезда в Бирму, затем перевода в Либревиль она почти не получала от них известий. Изабелла вела себя таинственно, уверяя, что это не телефонный разговор, — но это была обычная сдержанность, известная Ориан еще со времен, когда они в Бордо бегали на свидания со студентами-медиками. Изабелла ни словом не обмолвилась о неладах в семье, никаких намеков на похождения Александра, зафиксированных в его досье, не делала.
Ориан плеснула на донышко стакана виски и на несколько секунд закрыла глаза. Она вспомнила, что они решили вместе провести часть июля на острове Ре. Изабелла попросила Ориан обеспечить жилье в Арсе или близ маяка Бален. У Александра остлались детские воспоминания об этих местах, Ориан предупредила его, что в наше время Ре вовсе не тихое и спокойное местечко, там вовсю веселятся богачи из VI округа и снобы из XVI округа, проводя время в рыбных ресторанах или на катерах.
Но Александр своего намерения не изменил. «Я так много должна тебе рассказать» — эти слова Изабеллы показались Ориан очень малозначащими. Они не виделись два года, и ей тоже было что рассказать подруге. Вот разве тон немного огорчил. Но Ориан отнесла это на счет выпитых на посольских приемах коктейлей.
Потребовалось внутренне собраться, чтобы приступить к уточнению обстоятельств того, что посол Франции в Либревиле назвал «самоубийством этого бедного Леклерка». По словам дипломата, Александр в последнее время был крайне возбужден, несдержан, иногда агрессивен, словно в нем нечистая сила завелась. В записке врача пояснялось, что судья страдал от болей в желудке и, не исключено, переживал депрессию. Были указаны и названия двух прописанных ему лекарств. Одно из них, уточнял врач, принятое в чрезмерной дозе, могло дать импульсы к самоубийству.
Ориан заволновалась, с первого взгляда обнаружив некоторые несоответствия в рассказе о трагическом конце Леклерка. Из Либревиля он уехал один на своем джипе «ренджровер» — дорогой вдоль побережья, потом направился к лагуне, по дороге заправился и попросил залить в канистру тридцать литров бензина. Потом он гнал джип в сторону океана — до тех пор, пока та не увязла в песке. Тогда Александр Леклерк продолжил путь пешком, направляясь к небольшому выступу над пляжем. В руке он нес канистру. Он облил себя бензином, щелкнул зажигалкой. На рассвете следующего утра безжизненное тело нашел один рыбак. Торс и руки Александра были обезображены. В тот же вечер судебно-медицинские эксперты Либревиля составили заключение о самоубийстве и выдали разрешение на предание трупа земле. Тело судьи временно хранилось в морге, так как его супруга Изабелла воспротивилась захоронению, прежде чем не будет проведено повторное обследование следственной комиссией, назначения которой она требовала от французских властей.
— Педофил, гомосексуалист, самоубийца? А еще что? — вдруг вскричала Ориан, отбрасывая досье.
Страницы досье были пронумерованы от 1 до 14. Страницы 7 и 8 отсутствовали. Почему? В приложении находилось письмо, написанное рукой Александра. Ориан сразу узнала его тонкий, аккуратный почерк с высокими буквами, его почти разговорную речь. В этой короткой записке, которая, чувствовалось, была написана с некоторой нервозностью, Александр информировал посла Франции в Либревиле о своем намерении вернуться во Францию «по личным мотивам». Стояла дата — 26 марта, через сорок восемь часов его не стало.
Читать дальше