Голи Смарт: Фотографическая карточка

— Ваше мнение в обществе не разделяют. Мы трепетно относимся к старинным картинам, мебели, старым книгам, фарфору, — словом, ко всему, что называется стариной. Так есть у вас желание играть на сцене?

— Да, мне хотелось бы попробовать себя в этой профессии. Какая девушка, воспитанная так, как я, и не лишенная честолюбия, не пожелала бы этого? Какая еще женщина, кроме талантливой актрисы, может лицезреть всю публику у своих ног? Стать королевой на сцене для женщины даже приятнее, чем быть королевой на троне.

— Это не ваши собственные мысли, мисс Фоксборо, — заявил Герберт Морант, изумленный глубиной рассуждений шестнадцатилетней девушки, — вы повторяете слова матери, так ведь?

— Вовсе нет. Но отчасти вы правы: это идеи моего отца, а не мои. Он так часто говорит об этом, что я не могу забыть его доводов. Я знаю, что ему были бы приятны мои успехи на сцене, однако знаю и то, что могу поступить как захочу.

— И вы намерены попытаться?

— Может быть, я еще не знаю. Конечно, образование позволяет мне сделать это, но мне жаль так распоряжаться хорошим воспитанием.

— Не мне давать вам советы такого рода, но мне показалось, что миссис Фоксборо не очень-то желает, чтобы вы пошли в актрисы, — заметил Морант. — Вам кто-то кланяется, — прибавил он, указывая Нид на господина в кресле, который явно старался привлечь ее внимание.

— Это мистер Кодемор, — произнесла девушка, отвечая на поклон, — друг отца. Я точно не знаю, кто он, — то ли театральный агент, то ли держатель театра в провинции.

Смуглый, худощавый, с лицом еврейского типа, мистер Кодемор имел такую поразительную внешность, что она сразу бросалась в глаза. Он не был безобразен, вовсе нет, но его зоркие черные глаза, слегка изогнутый нос и тонкие, плотно сжатые губы делали его похожим на ястреба. Улыбаясь, он показывал свои белые ровные зубы, а на улыбки этот человек не скупился. Мистер Кодемор был невероятно мягок в общении, но опытный физиономист легко заметил бы, что за этим мурлыканьем кроются замашки тигра, и угадал бы в Кодеморе жадного и мстительного человека. Хищный и бессовестный, он извлекал пользу из слабости близких людей. Главный его доход составляли театральные спекуляции. [5] Имеются в виду сделки, позволяющие получить доход за счет разницы между ценами покупки и продажи. Он давал взаймы тем, кто желал открыть театр, начинающим актерам, драматургам, но за большие проценты и под хорошее обеспечение. Словом, Кодемор, хотя и называл себя театральным агентом, в сущности, был ростовщиком: немало успешных актеров годами страдали из-за вычетов по договору с Кодемором, прежде чем сделали себе имя. Этому человеку было предначертано оказать большое влияние на жизнь парочки, беспечно взиравшей на него из ложи.

После приключения в Риджентс-парке прошла неделя. Миссис Фоксборо спокойно разговаривала с Нидией в гостиной, когда к подъезду Тэптен-коттеджа подъехал кеб. Женщина вдруг замолчала, а затем вскрикнула:

— Это твой отец, Нид!

Выбежав из комнаты, она очутилась в объятиях крепкого смуглого человека, который нежно прижал ее к груди.

— Нид, милая! — воскликнул он, отпуская жену, чтобы расцеловать дочь. — Ни к чему спрашивать тебя о здоровье: каждый раз, возвращаясь я нахожу, что ты похорошела.

— Прекрасно, что это так, но мало ли, что может случиться со мной во время вашего отсутствия. Незачем вам уезжать, папа!

— Я езжу по делам, — ответил Джеймс Фоксборо. — Полагаю, что сейчас самое время пригласить меня за стол: я страшно голоден.

Неожиданное возвращение мистера Фоксборо ни у кого не вызвало удивления — такова была его манера. Он терпеть не мог писать письма и редко предупреждал о своем приезде. Жена неделями могла не знать, где он. Она привыкла к этому и не высказывала супругу никаких упреков.

— Морант, Герберт Морант… — повторял мистер Фоксборо, когда дочь рассказала ему о своем приключении. — Я смутно припоминаю, что когда-то знал одного Моранта…

— Не питайте ложных надежд, что он окажется наследником большого состояния, — это не про него. И хотя у этого человека, как он сам говорит, немало разных способностей, он еще не придумал, как ими распорядиться, — продолжала Нид. — Это ведь и правда весьма затруднительно, папа, я сама не знаю, что мне выбрать — трагедию или комедию.

— Трагедию с твоей маленькой фигуркой! — рассмеялся отец.

— Почему вы поднимаете меня на смех? — вскричала избалованная девушка. — Я совсем не так мала, как вам кажется, и еще вырасту. По крайней мере Джульетту я могу играть.