Сергей Саканский - Формула Кошачьего царя

– Эй, ты! – крикнул Жаров. – Счас я тебя…

Но чердак был и вправду пуст: за трубой был все тот же керамзит и вековая пыль. Отсюда, с торца, оба колена чердака просматривались довольно хорошо, хотя и были завалены каким-то хламом, но все же недостаточно, чтобы спрятать человека.

Одна деталь привлекла внимание Жарова: от люка к ближайшему слуховому окну через вела хорошо нахоженная тропа. Кто-то тут ходил на крышу и, судя по налету на керамзите – довольно-таки регулярно.

В толпе соседей Жаров видел двоих детей – мальчика и девочку. Это были брат и сестра из четвертой квартиры. Первые подозреваемые, конечно, они, ибо зачем взрослому человеку вешать кота, да еще спускать в дымоход старушки? Жаров подумал, что раскрыть это преступление ему удастся легко, по горячим следам.

Веревка была привязана за дубовую стропилину. Интересно, – подумал Жаров, – как детям удалось столь точно рассчитать ее длину, чтобы труп кота, пройдя через три этажа, повис прямо посредине топки камина?

Жаров осторожно выбрал веревку и освободил кота от петли. Трупик был окоченевший, значит, животное было задушено достаточно давно, и специально спущено в трубу, чтобы напугать старушку, досадить ей. Странный какой-то факт. Зачем ждать, чего ждать в ходе такой шалости?

Он нашел на полу какую-то тряпку и завернул в нее кота. Веревку скатал и спрятал в карман. Ему было жалко Пушистика, наверное, поэтому он и не испытывал никакой брезгливости. Убийство есть убийство, – серьезно подумал Жаров. – Может быть, оно и не важно, что жертва – кот.

Жаров уже собрался спуститься, как что-то привлекло его внимание. Прямо под трубой, на полу чердака поблескивало нечто инородное. Это был маленький, с инжирину величиной, комок белого вещества, на ощупь мягкого. Жаров нагнулся и осторожно взял его.

Здесь, на чердаке, этот предмет показался ему странным и, возможно, он имел прямое отношение к убийству. Жаров пожертвовал своим носовым платком, чтобы завернуть и спрятать это в карман.

Держа на весу сверток с телом убиенного, Жаров спустился по лестнице на площадку третьего этажа. Двое детей тотчас бросились ему навстречу.

– Дядечка! – воскликнула девчонка. – Отдайте нам Пушистика.

– Мы его похороним, – пояснил мальчишка.

– По-человечески, – добавила девчонка, то ли иронизируя, то ли и вправду не замечая нелепости своих слов.

– Гробик ему сделаем деревянный, – плачущим голосом произнес мальчик.

Оглядев детей, Жаров вдруг почему-то сделал категорический вывод: это они. Что-то было в них подозрительное, фальшивое. Жаров молча вручил им сверток.

Он решил поначалу проведать Лидочку, а уж затем пристально допросить детей из четвертой. Дверь квартиры была распахнута, в коридоре маячила соседка в бежевом халате, как раз мать этих детей. В комнате старушки был Геннадий Георгиевич, он потрясал в воздухе щепотью пальцев, утешая Анну Трофимовну.

Жаров вернулся к Лидочке, но тут его ожидал новый сюрприз. Еще на лестнице (если даже не на чердаке) он услышал запах какого-то растения, до боли знакомого… Почему-то вспомнилось пионерское детство, школа, еще безусый, но всегда очкастый Пилипенко в синей форме с пузырями на коленях… Мимоза!

Первое, что он увидел, открыв дверь Лидочкиной комнаты, был букет из огромных древесных ветвей, кем-то водруженный посередине круглого стола, и в желтых цветочных лучах меркла жаровская роза, хотя это был далеко не мелкий образец декоративного цветоводства.

– Типа того, – произнес высокий мужской голос. – Стучаться надо.

Жаров с удивлением воззрился на человека с рыжей шкиперской бородкой, который стоял перед Лидочкой, положив обе руки ей на талию. Лидочка сморщила лицо в сторону Жарова, подавая ему какой-то знак. Он понял, что его приглашают вроде как в сообщники, будто бы шкипер был не таким же гостем, как сам Жаров, а законным мужем.

– Познакомьтесь, – дежурным голосом сказала Лидочка. – Витя Жаров, журналист, интересуется мистикой и всякой чертовщиной, что творится вокруг нашего дома, – Лидочка быстро подмигнула Жарову и обратилась к шкиперу, – Женя Гущин, мой жених, – Лидочка снова обернулась на Жарова, смиренно опустив глаза.

Ночь любовных утех теперь уже явно отменялась… Впрочем, какой еще жених? Это мы еще посмотрим, кто тут жених!

– И что она тебе наговорила? – обратилась Лидочка к Жарову, меж тем как Женя Гущин (Жаров все-таки, продрожал его мысленно называть шкипером) сел на стул и сложил ногу на ногу, вовсе не глядя на Жарова.