Сергей Саканский - Чужая рука

– Не будете ли вы утверждать, – спокойно продолжал Пилипенко, – что впервые видите эту куклу вуду?

– Конечно, буду! Черт, в рифму получается, разнервничался я тут с вами…

– И что вы не совершали над этой куклой никакого магического ритуала в день, когда был убит Лазарев?

Парщиков дико вытаращил глаза:

– Что я, чокнутый, что ли? Это Лилька такими делами увлекается, развлекается просто. Я наблюдал как-то… Колет какую-то глиняную бабу в колени и груди. Мне подарила брелок для машины, оберег. Ерунда все это.

– Никакая это, как теперь оказывается, не ерунда, – зловеще проговорил следователь, и Жаров с удивлением воззрился на него.

Неужели его прагматичный друг внезапно поверил в нечто такое, во что всю жизнь отказывался верить?

– Итак, повторение пройденного, – тоном учителя объявил Пилипенко. – В субботу вы с Косаревой ходили в кино. А как вы встретились перед этим?

– Что значит – как? Я просто заехал за ней и все.

– Вы поднимались к ней в квартиру?

– Не было необходимости. Просто посигналил у подъезда. До этого мы созвонились, она была уже готова. Спустилась вниз. Села в машину.

Пилипенко задумчиво разглядывал Парщикова, теребя свой подбородок. Жаров понял: его друг до предела напряг свой внутренний детектор лжи.

– Он говорит правду! – Пилипенко вдруг хлопнул рукой по столу.

– А зачем мне врать?

– Он не заходил в квартиру до похода в кино, не проводил ритуалов с куклой Лазарева.

– Ты уверен? – серьезно спросил Жаров.

– На сто процентов.

– Но тогда почему она…

– Молчи! – оборвал Пилипенко.

Парщиков непонимающе переводил свои выпученные глаза с одного на другого. Вдруг ухмыльнулся:

– Я что – в психушке?

Пилипенко не обратил внимание на его выпад.

– Продолжим, – сказал он. – Вы пошли в кино на девятнадцать тридцать. Из «Спартака» вы вышли в двадцать один ноль пять. Затем ты отвез женщину домой, поднялся к ней в квартиру… Неважно, чем вы там занимались, но это отняло не так много времени. Когда ты вернулся домой, то выяснил, что кто-то недавно стрелял из твоего оружия. Ты припер мальчишку, и он тебе все рассказал. В милицию не сообщил: ведь ты не какой-нибудь там американец, а наш человек, и живешь не по закону, а по справедливости…

– Допустим! – выкрикнул Парщиков. – Но вы же уже сказали: не будете судить меня за то, что я не заложил мальчишку.

– Нет, – спокойно сказал Пилипенко.

Жаров удивился. Только сейчас он понял, что друг вовсе не из милосердия заминает дело о недонесении, а по какой-то иной причине.

– Ответь-ка еще на один вопрос, – медленно проговорил следователь. – Зачем ты потом поехал туда, на Цветочную, на машине?

Парщиков вздрогнул.

– Твою машину видели там в тот вечер, – заметил Пилипенко.

Так вот оно что, – подумал Жаров. – Это и есть те самые новые детали, которые открылись следствию.

Парщиков явно был в замешательстве.

– Ну, я… Не счел нужным вам об этом рассказывать. Да, я сел в машину, поехал туда. Посмотреть, можно ли чего-то сделать для этого человека.

– Ты трогал труп?

– Да. Я хотел убедиться, что он на самом деле мертв.

– Ну и что? Труп был мертвый?

– Да, – чуть помедлив, сказал капитан.

И тут у Жарова будто бы шар прокатился в голове: ну, конечно! Парщиков действительно убил Лазарева. Потому что Лазарев был еще жив, когда он подъехал на Цветочную. И, увидев его, раненного, Парщиков хладнокровно добил его. Вот откуда взялась вторая пуля…

Но как он это сделал? Ведь других ранений у жертвы не было. Стоп! Первая пуля, которая застряла в дереве, была Митькина. Она прошла навылет и не задела сердца Лазарева. А вот вторую пулю афганский капитан положил точно в то же отверстие, разворотив сердце соперника.

Нет, не получается. Ведь Минин не нашел никакого выходного отверстия от первой пули…

Вся эта лавина мыслей пронеслась в голове Жарова за одно мгновенье, прежде, чем Парщиков произнес свое «да»…

– Ладно, – сказал Пилипенко. – Ты убедился, что он мертв, небось, удивился, что Митька застрелил именно Лазарева.

– Конечно! Очень удивился.

– Мы, признаться, тоже. И что было потом?

– Я поехал домой.

– Но ведь не сразу, да?

Парщиков вскинул встревоженные глаза.

– Почему не сразу? Сразу!

– Как почему? – искренне удивился Пилипенко. – Надо ж было труп в багажник положить.

Парщиков застыл, его лицо вдруг превратилось в белую неподвижную маску.

– Дело в том, – тихо сказал Пилипенко, – что человек, убитый Митькой, вовсе не был Лазаревым.