— По-вашему, это сработает? — спросила она.
— Обязательно, — ответил он. — Газетам нужно что-то выносить на первую полосу. Поищут чего-нибудь другого, а не найдут, так остановятся на этом и распубликуют во весь разворот, что вы желаете все рассказать, а я не даю.
— А что полицейские? Они меня отпустят?
— Не знаю.
— Боже мой! Значит, вы считаете, что меня арестуют? Господи! Я этого не вынесу! Я бы еще справилась с допросом, если б меня расспрашивали здесь, в моем номере. Но если меня отвезут в тюрьму, в главное полицейское управление и станут допрашивать, я сойду с ума. Такого я просто не вынесу, я не могу допустить, чтобы меня отдали под суд. Как вы думаете, есть вероятность, что меня будут судить?
— Вот что я вам скажу, — произнес Мейсон, поднявшись с кушетки и в упор посмотрев на нее жестким требовательным взглядом. — На меня такие штучки не действуют, и вам они не помогут. Вы крепко увязли, сами знаете. Вы отправились в дом мужа и проникли внутрь, воспользовавшись отмычкой. Вы обнаружили на полу его труп. Вы поняли, что его убили. Там лежал пистолет. Вы не сообщили в полицию. Вы остановились в гостинице под вымышленным именем. Если вы думаете, что можно отмочить такое и не попасть в главное полицейское управление, значит, вы не в своем уме.
Она расплакалась.
— Слезами горю не поможешь, — сказал он с грубой откровенностью. — Вам только одно поможет — если будете шевелить мозгами и следовать моим указаниям. Ни за что не признавайтесь, что останавливались в отеле «Бридмонт» или где-то когда-то жили под вымышленным именем. Не признавайтесь ни в чем, кроме того, что пригласили меня в адвокаты и что станете отвечать на вопросы или делать заявления, только если я буду рядом и вам посоветую. Единственное исключение — горькие жалобы газетчикам на то, что вы желаете о себе рассказать, а я вам этого не даю. Уяснили?
Она кивнула.
— Хорошо, — сказал Мейсон. — С предварительной частью, таким образом, покончено. Теперь вот еще о чем…
В дверь номера властно постучали костяшками пальцев.
— Кому известно, что вы здесь? — спросил Мейсон.
— Кроме вас, никому.
Перри Мейсон знаком приказал ей молчать. Он замер, не сводя с двери хмуро-сосредоточенного взгляда. Стук повторился, на этот раз громче и с безапелляционной настойчивостью.
— Полагаю, — тихо сказал ей Перри Мейсон, — что для вас пришло время собраться с духом. И помните — то, как они с вами обойдутся, зависит только от вас. Если не растеряетесь, я смогу быть вам полезен.
Он подошел к двери и открыл ее, отодвинув засов. Сержант сыскной полиции Хоулком и два полицейских у него за спиной с крайним изумлением воззрились на Перри Мейсона.
— Вы? — воскликнул полицейский. — Что вы тут делаете?
— Я, — ответил Перри Мейсон, — беседую с моей клиенткой Бесси Форбс, вдовой Клинтона Форбса, проживавшего в доме номер 4889 на Милпас-драйв иод именем Клинтона Фоули. Вас это устраивает?
Сержант Хоулком, оттеснив его, вошел в комнату.
— Устраивает, чтоб вас черти побрали, — сказал он. — Теперь мне понятно, откуда у вас взялся этот платок. Миссис Форбс, вы арестованы по обвинению в убийстве Клинтона Форбса; я должен вас предупредить, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Перри Мейсон взглянул на полицейского с жесткой неприязнью.
— Можете не трудиться, — произнес он, — она ничего не скажет.
Бодрый и свежевыбритый Перри Мейсон пружинистым шагом вошел в контору. Делла Стрит изучала утренние газеты.
— Ну, Делла, — спросил он, — что новенького?
Она посмотрела на него, недоуменно наморщив лоб.
— И вы намерены это допустить?
— Что именно?
— Арест миссис Форбс.
— Ничем не могу помочь — ее уже арестовали.
— Вы знаете, что я имею в виду. Вы намерены допустить, чтобы ей предъявили обвинение в убийстве и продержали в тюрьме, пока идет следствие?
— Ничем не могу помочь.
— Ничего подобного, можете, и прекрасно знаете как.
— Как?
— Вам не хуже моего известно, — сказала она, встав из-за стола и отодвинув газеты, — что Клинтона Фоули, или Клинтона Форбса, если вам угодно называть его настоящим именем, убил Артур Картрайт.
— Однако, — улыбнулся Перри Мейсон, — насколько хорошо вам это известно?
— Настолько хорошо, что и говорить тут не о чем.
— Зачем тогда говорить?
Она покачала головой:
— Послушайте, шеф, я в вас верю. Я знаю, вы все делаете по справедливости. Можете сколько угодно упражняться себе в остроумии, но вам не удастся меня убедить, будто справедливо упрятать эту женщину за решетку, чтобы дать Артуру Картрайту время уйти от полиции. Рано или поздно это обязательно выяснится. Почему не дать женщине передышку и не сказать правду прямо сейчас? В конце концов, у Картрайта и без того было вдоволь времени, а вы оказались на грани преступления, покрывая убийцу.
Читать дальше