— Анна Григорьевна, смею вас заверить, была в этот момент в абсолютно здравом уме, без малейших признаков старческого маразма, склероза или что там вы еще подозреваете. У нас все-таки кардиология, а не психиатрия.
— А почему вы завещание заверяли, разве в больницу сложно вызвать нотариуса?
— А вы знаете, сколько это стоит? — он, кажется, решил, что я его в чем-то подозреваю, и порядком рассвирепел. Ну, ничего, бог меня простит. — Мальчик, который завещание оформлял, очень резонно заметил, что не стоит старушку вводить в лишние расходы. Тем более, что в тот момент она вовсе не стояла на пороге могилы.
— Так она умерла неожиданно?
— Ну, знаете ли! Любая смерть неожиданна. Сердце у нее было такое, что могла и лет пять еще прожить, а могла и пять лет назад умереть.
— А почему вы говорите «мальчик»?
— Да молоденький такой адвокатик. А может, не молоденький, просто маленькая собачка до старости щенок. Раз уж вас так этот случай заинтересовал, почему бы вам с ним не поговорить?
— Я, к сожалению, не знаю, где его найти.
— Минуточку, где-то у меня была его визитка… Вот, пожалуйста… — он так обрадовался, что сдвинутая на криминале журналистка наконец оставит его в покое, что мне его даже жалко стало.
Я переписала данные и откланялась. Валерий Петрович Кулик, юрисконсульт. Вот дьявол, где же я эту фамилию видела? И кто приходил к Анне Григорьевне вместе с ее племянником? Кого соседка Полина Владимировна приняла не то за адвоката, не то за нотариуса? Тоже ведь «маленькая собачка»…
Люди вовсе не боятся летать. Они боятся падать!
Г.Е. Котельников
За какие-то несчастные два дня я накопала столько всего, что теперь было непонятно, что же с этой добычей делать. Хочешь не хочешь, придется звонить господину Ильину, хоть посоветоваться. Он, естественно, настучит мне по башке за чрезмерную самостоятельность, а куда деваться? Вот только приду, съем чего-нибудь и сразу позвоню.
Ага! Вожделенный господин Ильин сидел у Лельки на кухне с чашкой свежезаваренного чая. Пришел, видите ли, от лица собственного и Стаса пригласить «прекрасных дам» на вечер джаза.
Видно, с голоду (а вы попробуйте со вчерашнего дня, не евши, бегать!) во мне разыгралась стервозность. Минут десять я поверх чашки пускала в майора ядовитые шпильки (которые он, увы, вполне достойно парировал), пока Лельке наконец не надоело:
— Риточка, скажи пожалуйста, как должна вести себя благовоспитанная девушка, если ее пытаются соблазнить?
— Элеонора Сергеевна, это даже не вопрос! — Никите свет Игоревичу, вероятно, тоже поднадоело мое хамство. — Если не всерьез, то никак. А если всерьез… тоже никак, вести будут ее, никуда не денешься.
Мы дружно зааплодировали. Это и впрямь было хорошо сказано…
И тут я вспомнила!
Несколько лет назад это было… отмечали, кажется, Восьмое марта… Кто-то из гостей тоже произнес что-то эдакое «в честь прекрасных дам», «прекрасные дамы» так же дружно зааплодировали… Картинка до мелочей напоминала сегодняшнюю, только гостей было побольше, и командовал весельем совсем другой человек. Лелькин тогда еще супруг. Валера его звали. Валерий Петрович Кулик. Он же дядя Валя, как я понимаю…
Вот почему фамилия на визитке показалась мне такой знакомой…
Стены поплыли, преображая обычную кухню в творение Антонио Гауди. Красиво…
— Эй, Ритка, ты чего, привидение увидела?
У меня действительно все плыло перед глазами, а голоса доносились откуда-то издалека. Лелька намочила полотенце, приложила мне ко лбу и поднесла к носу флакончик с полынным маслом. Крымом пахнет! Отлегло… Шарики в голове закрутились со скоростью взбесившейся кофемолки, производя миллион мыслей в секунду. Да вот беда — среди них не наблюдалось ни одной конструктивной. Ну, почти ни одной…
— Никита, мне нужно с вами поговорить.
— Эй, Рита, что это с тобой? Мы вроде бы на «ты»?
— А?.. Да-да, извини.
Вежливая Лелька посмотрела на меня, на Никиту, опять на меня, поднялась с места и сказала:
— Ну, слава богу, а то я все думаю, как бы это повежливее вас покинуть, мне до завтра нужно перевод закончить. Так что, секретничайте, только, чур, потом чтоб рассказали! Никита, ты ее покормишь? По-моему, это смахивает на голодный обморок, — Лелька «сделала ручкой» и вышла.
Никита скормил мне банан, налил свежего чая, сделал яичницу, заставил съесть и ее, попытался впихнуть в меня шоколадку, заварил кофе и вообще суетился, как влюбленный муж вокруг беременной жены. Только, боюсь, я не оценила этого должным образом.
Читать дальше