Эдогава Рампо: Демоны луны

Взглянув на нее, я невольно зажмурился. Я и сейчас не смог бы назвать причину, но отчего-то я испытал сильнейшее потрясение. Огромным усилием воли я заставил себя открыть глаза — и увидел настоящее чудо. Мне, пожалуй, не хватит уменья объяснить странную красоту картины.

Это была тонкая ручная работа в технике «осиэ». [3] Картина, выполненная в особой, требующей большого искусства, манере: фигурки людей, птиц и цветы вырезают из плотной бумаги и обклеивают красивой шелковой тканью. Для придания естественной выпуклости формы внутри прокладывается слой ваты. Готовые фигурки наклеиваются на деревянную основу картины или на гобелен. На заднем плане тянулась длинная анфилада комнат, изображенных в параллельной перспективе, как на декорациях театра Кабуки; комнатки с новенькими татами [4] Татами — соломенные циновки, используемые для настила полов. и решетчатым потолком были написаны темперой, с преобладанием ярко-синих тонов. В левом углу на переднем плане художник тушью изобразил окно, а перед ним — с полным пренебрежением к законам проекции — черный письменный стол.

В центре — две довольно большие, сантиметров в тридцать, человеческие фигуры.

Собственно, только они были выполнены в технике «осиэ» и разительно выделялись на общем фоне. Убеленный сединами старец, одетый по-европейски — в старомодный черный костюм, — церемонно сидел у стола. Меня изумило его несомненное сходство с владельцем картины. А к нему с невыразимой пленительной грацией прильнула юная девушка, почти девочка, лет семнадцати-восемнадцати, совершеннейшая красавица.

Причесанная в традиционном стиле, она была одета в роскошное, переливающееся всеми оттенками алого и пурпурного кимоно с длинными рукавами, перехваченное изысканным черным атласным оби. [5] Оби — широкий пояс в традиционном японском костюме. Их поза напоминала любовную сцену из классического спектакля.

Контраст между старцем и юной красавицей был ошеломляющий, однако не это поразило меня. В сравнении с аляповатой небрежностью фона куклы отличались такой изысканностью и изощренностью мастерства, что у меня захватило дух. На их лицах из белого шелка я мог различить каждую черточку, вплоть до мельчайших морщинок; волосы юной прелестницы были самыми настоящими, причем каждый волосок мастер вшил отдельно и собрал в прическу по всем правилам; то же самое можно было сказать и о старце. А на его черном бархатном костюме я разглядел даже стежки ровных швов и крохотные, с просяное зернышко, пуговки. Мало того — я увидел припухлость маленькой груди девушки, соблазнительную округлость ее бедер, шелковистость алого крепа нижнего кимоно, розоватый отлив обнаженного тела, видневшегося из-под одежд. Пальчики девушки увенчивались крошечными, блестевшими, как перламутровые ракушки, ноготками… Все было таким натуральным, что возьми я увеличительное стекло, то, наверное, обнаружил бы поры и нежный пушок на коже.

Картина, похоже, была очень старой, так как краска местами осыпалась и одежды на куклах слегка поблекли от времени, но, как ни странно, во всем сохранялась ядовитая яркость, а две человеческие фигуры выглядели непостижимо живыми: еще миг — и они заговорят.

Мне не раз доводилось видеть на представлениях, как оживают куклы в руках умелого кукловода, но старца и девушку, в отличие от театральных кукол, оживавших только на краткий миг, переполняла подлинная, непреходящая жизнь.

Незнакомец, подметив мое изумление, с удовлетворением усмехнулся.

— Ну что, теперь догадались, любезный?

Он осторожно открыл маленьким ключиком висевший у него на плече черный кожаный футляр и извлек оттуда подержанный старомодный бинокль.

— Взгляните-ка на эту картину в бинокль. Нет-нет, так слишком близко. Отступите немного…

Предложение было поистине необычным, но, охваченный любопытством, я послушно поднялся и отошел шагов на шесть. Мой собеседник, видимо, для того чтобы я мог лучше рассмотреть картину, взял ее в руки и поднес к свету. Вспоминая сейчас эту сцену, не могу не признать, что она отдавала безумием.

Бинокль был весьма старый, явно европейского образца, с причудливой формы окулярами: такие бинокли украшали витрины оптических магазинов в пору моего детства. От долгого употребления черная кожа местами протерлась, и показалась желтая латунная основа. Словом, это был такой же атрибут старых добрых времен, как и потертый костюм незнакомца.