Джон Карр - Отравление в шутку

Я по-прежнему сосредоточенно размышлял о случившемся, когда к половине второго вернулся в дом Куэйлов. Снег прекратился. Небо было по-прежнему сумрачно-серым, с просветами над горами, на склонах которых снег лежал ровными белыми полосами. Поля превратились в пустыню. Шоссе, прочертившее через них ровную темную полоску, лишь подчеркивало их бугры и прочие неровности и корявые силуэты отдельных деревьев. Пригорки чернели редкими пятнами. Ветер перегонял тонкую снежную пыль, обжигая лицо, словно лезвие бритвы, укус которой начинаешь ощущать, лишь когда выступает кровь. Я въехал на машине в ворота, завернул задом и двинулся к гаражу, перестроенному из каретного сарая. Но я не смог найти укрытия и посмотрел на большой, крытый дранкой дом с башенками, с закрытыми ставнями окнами и покосившимся флюгером. Я посмотрел на покосившуюся дверь, которая вела в загон, где некогда судья держал рысаков. Дверь поскрипывала, хлопая на ветру.

Вдруг я услышал изнутри странные звуки. Что-то затрещало, разлетелось вдребезги, что-то гулко ухнуло, потом раздался грохот. Затем воздух огласился самой цветистой бранью, какую мне когда-либо приходилось слышать. Брань перемежалась звуками ударов. Брань относилась к подлым и коварным лестницам и шла от самого сердца, как молитва. Я поспешил к двери, отворил ее и заглянул внутрь. Зрелище было столь же необычным, что и лексика. Тусклый свет падал через окно, пахло сыростью, гнилью и влажной соломой. Мой взгляд миновал ряд сумрачно вырисовывавшихся стойл и остановился на человеке. Он сидел на полу и разговаривал с лестницей. В одной руке у него было старинное ведро, в другой нечто невообразимое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении полусгнившим чулком. На плече у него повис каретный коврик, покрытый густой коркой грязи.

— И более того… — сварливо бубнил человек. — Более того…

— Отлично! — воскликнул я. — Но почему бы вам не встать на ноги?

— А? — вздрогнул человек и, обернувшись, буркнул: — Пожалуй, что и так.

Он стал подниматься с пола, и когда выпрямился, оказалось, что роста он изрядного. Пыль и грязь обильно покрывали его одежду, этот загадочный незнакомец стал смахивать их чулком, который по-прежнему был у него в руке. На голове у него была невообразимая шляпа с загнутыми сзади вниз полями, а во рту торчал окурок сигареты. Затем он вдруг сразу позабыл о своих злоключениях и стал оглядываться по сторонам с каким-то простодушным интересом, какого я давно не видывал на человеческих лицах.

— Ну что ж, — заметил он, глядя на ведерко и чулок, — по крайней мере я нашел вот это.

— Какого черта вы туда забрались? — осведомился я.

— Я расследую преступление, — отозвался он без тени юмора. — Впрочем, я вряд ли одержал победу, если подкараулил Великого Преступника, крикнул ему: «Руки вверх!» — и провалился вот таким плачевным образом. Но это неоспоримые улики, — с надеждой в голосе добавил он, показывая на чулок и ведро.

Я посмотрел на чулок, ведерко и на безумца.

— Какое же преступление вы расследуете? — спросил я.

— Видите ли, — с сомнением в голосе ответил мой собеседник, — я еще толком не знаю. В этом и заключается проблема.

— А! — отозвался я с поразительной сдержанностью. — Но не кажется ли вам, что ваше расследование оказалось бы более плодотворным, если бы вы знали, что же именно надо расследовать. Я хочу сказать, что в таком случае вы, возможно, нашли бы гораздо более существенные улики.

— На нем краска, — сообщил мне незнакомец, поднимая ведерко. — Хотя, что и говорить, это может оказаться несущественным. Все дело в том, что это за краска. И кроме того, мне не хватает информации о снеге.

Меня охватило желание вцепиться в собственную шевелюру и как следует потянуть.

— Послушайте, — сказал я вместо этого. — А кто вы, собственно, такой?

— Все в нашем сознании, — обнадежил он меня. — Один индийский йог хорошо мне это объяснил. Надо закрыть глаза, сосредоточиться, и истина… О, простите меня! — спохватился он, вдруг вспомнив, что я ему задал вопрос. — Меня зовут Росситер. Я детектив.

Тут я все вспомнил. Вспомнил телеграмму, пришедшую поздно вечером, и слова Мэтта о безумном англичанине. Незнакомец был примерно моего возраста, сонное, добродушное и простодушное лицо. Ясные глаза, глядящие на мир с каким-то наивным любопытством. Кроме того, у него был и мощные покатые плечи матроса. Оттого что он сутулился, его длинные руки казались еще длиннее. На его высокой фигуре болтался пиджак пыльно-зеленого цвета. Ботинки были огромного размера. На нем был темный галстук ученика Харрсу. Этот галстук плохо вязался с описанием Росситера, данным Мэттом. Кроме того, я был еще под впечатлением его гордого заявления: «Я детектив».