Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты

К чему уединенная работа в глубине лесов, если она не защитит вас от жизненных катастроф, которые обычно преследуют обитателей большого города. [1] Я напоминаю читателям, что я лишь передаю записки секретаря, не изменяя при этом ни их страсти, ни их величественности.

— Итак, господин Станжерсон, — начал судебный следователь с важностью, — вообразите себя в том месте, где вы были в тот момент, когда ваша дочь удалилась к себе в комнату.

Господин Станжерсон расположился примерно в полуметре от двери Желтой комнаты. Голос его был монотонным, а речь бесцветна.

— Я находился здесь. Около одиннадцати часов, закончив непродолжительный химический опыт в лабораторной печи, я передвинул мой стол к этому месту, так как дядюшке Жаку, чистившему некоторые из моих приборов, нужно было место позади нас. Моя дочь работала за тем же столом, что и я. Когда собралась уходить, она поднялась, поцеловав меня и пожелав доброй ночи дядюшке Жаку, ей пришлось с трудом протиснутся между моим столом и дверью. Отсюда понятно, что я находился совсем рядом с тем местом, где должна была разыграться эта трагедия.

— Ну а стол, — вмешался я в нашу беседу, согласно пожеланиям моего шефа, — что случилось с ним, когда вы услышали крик «убийца» и прогремели револьверные выстрелы?

— Мы оттолкнули его к стене, — ответил дядюшка Жак, — вот сюда, примерно на то же место, где он сейчас находится, это было необходимо, чтобы сразу броситься к двери, господин судебный следователь.

Я продолжал свою мысль, хотя и не придавал ей большого значения:

— Может быть, стол находился так близко от двери, что, выйдя из комнаты, преступник мог сразу проскользнуть под ним незамеченным?

— Вы все время забываете, что моя дочь заперлась на ключ и задвижку, — устало сказал господин Станжерсон, — поэтому дверь оставалась закрытой, а мы находились перед дверью, стремясь выбить ее, с самого начала трагедии. Мы находились у двери, еще борьба убийцы с моей дочерью продолжалась, и шум этой борьбы достигал наших ушей. Мы слышали, как хрипела моя дочь, когда пальцы убийцы сжимали ее шею, оставляя на ней эти ужасные следы. Нападение произошло быстро, но и мы были достаточно быстры и немедленно очутились перед дверью, отделявшей нас от ужасной трагедии.

Выслушав господина Станжерсона, я поднялся, подошел к двери и снова тщательно ее осмотрел. После чего разочарованно вернулся на место.

— У некоторых дверей нижняя панель может открываться самостоятельно, без необходимости открывать всю дверь. Это могло бы решить проблему. Но, к сожалению, осмотр двери исключает подобное предположение. Это очевидно, несмотря на повреждения, которые она получила при взломе.

— Это старая и прочная дверь, — вмешался дядюшка Жак, — принесенная сюда из замка. Таких больше не делают. Нам понадобился толстый железный шкворень, чтобы справиться с нею вчетвером, ибо супруги Бернье тоже принимали в этом участие. Весьма прискорбно, господин судебный следователь, видеть их теперь в заточении.

Едва дядюшка Жак произнес эту фразу, полную сожаления и протеста, как плач и сетования привратников возобновились с новой силой. Я никогда не видел столько слез сразу. Даже признавая их невиновность, трудно было понять, как люди могут быть так слабы и невыдержанны, пусть и в несчастье. Достойное поведение в подобных случаях стоит больше, чем все слезы и все отчаяние, которые большей частью являются притворными.

— Перестаньте же, — возмутился господин Марке, — еще раз говорю вам — довольно слез. В ваших же интересах объяснить, что вы делали под окнами павильона в тот час, когда убивали вашу хозяйку. Ибо вы, безусловно, были вблизи павильона, когда дядюшка Жак встретил вас в парке.

— Мы бежали на помощь, — простонали они хором.

А женщина между двумя всхлипываниями добавила:

— Ах, если бы мы держали убийцу в своих руках, мы бы ему показали!

Разумных слов от них так и не удалось добиться. Они продолжали упрямо все отрицать и призывали в свидетели Бога и всех святых, утверждая, что мирно почивали в кроватях и были разбужены револьверным выстрелом.

— Был не один, а два выстрела, вы лжете. Если вы слышали один выстрел, то должны были слышать и второй.

— Действительно, было два выстрела, — вмешался дядюшка Жак, — я уверен, что револьвер был заряжен полностью. Мы нашли две пули и слышали за дверью два выстрела. Не так ли, господин Станжерсон?

— Да, — ответил профессор, — два выстрела, сперва один глухой, затем — оглушительный.