— Господи, милый мой, любимый, Господи, что же мне делать, любимый мой…
Эти дурацкие причитания сделали существование чуть более выносимым, а потом момент отчаяния прошел.
Она отвернулась от окна и взглянула на тетю Марту.
— Это проходит, — ответила та на незаданный вопрос. — Из всего на свете это происходит наиболее бесследно. Наслаждайся, пока есть чем.
— Наслаждаться?
Леди Папендейк взглянула на свои руки, испещренные мелкими бурыми пятнышками.
— Чувствовать что-либо — большое дело, — заметила она. — Со мной этого давно не случалось.
Вэл присела у стола и принялась что-то рисовать. Тетя Марта подошла к ней и заглянула через плечо.
— Что это? Ночная рубашка?
Вэл зачеркнула свой эскиз и подняла взгляд — ее щеки покраснели, глаза смеялись.
— Маленький хорошенький саван, — сказала она. — Его надо сшить из какой-нибудь тяжелой дорогой ткани. Нового бертовского кордешина, например.
— Это ужасно и бессмысленно, — сказала леди Папендейк. — Мне нравятся бантики. А зачем карман?
— Для индульгенций, — весело ответила Вэл. — Они всегда в моде.
— Вот что я вам скажу, — изрек мистер Лагг, разглядывая золотые карманные часы, безнадежно испорченные, по его мнению, дарственной надписью на задней крышке, — в ломбарде за такие надписи сильно снижали цену. — Я считаю, что она не придет.
Мистер Кэмпион отвернулся от окна и зашагал по ковру, ссутулив обтянутые вечерним пиджаком плечи.
— Несносная девчонка, — пробормотал он. — Унеси мятный ликер. Если хочешь, выпей.
— Чтобы от меня пахло пилюлями? Благодарю покорно.
Лагг прошествовал к кофейному столику и убрал провинившуюся бутылку в бар.
— Вам лишь бы подтрунивать надо мной, да? Я для вас навроде шута. — Его широкое белое лицо при этом сохраняло совершенно спокойное выражение. — Можно надо мной посмеяться, вечно я что-нибудь смешное ляпну.
Хозяин смерил его бесстрастным взглядом. Лагг был тщательно закутан в домашний бархатный халат, его многочисленные подбородки болтались над удушающим воротничком, а черные глазки светились надеждой. Надо признать, что впечатление он производил самое что ни на есть комическое.
— Ну давайте, говорите. Я просто посмешище, так?
— Не для всех.
— Чего? — переспросил Лагг обиженно и недоверчиво.
— Не для всех. Многие мои знакомые не считают тебя смешным.
— Вот как? — Мгновение он колебался, но затем все же неуверенно улыбнулся. — Что ж, всякие люди нужны, верно? Странно вообще, я ведь и сам постоянно над собой смеюсь. Ну что, больше ее не ждем, ладно? Что я тут сижу упакованный, словно сверток, если никто не придет? Только зря парюсь. Мистер Тюк, кстати, посоветовал мне носить воротнички пониже. Он полагает, что, ежели у джентльмена мощная шея, так ему вполне довольно дюйма в высоту. Что скажете?
— Который час?
— Почти половина. Да не придет она. Надула вас. Все они такие. Не знаю, чего вы от них ждете. Двое померли, их закопали уже, и пусть себе болтают про вашу сестру и это ее сонное пойло. Чушь все это. Не берите в голову. Бросьте. Будьте мужчиной, взгляните в глаза всей этой истории и забудьте про нее.
— Сонное пойло?
Мистер Кэмпион сверкнул холодным взглядом из-за очков, и мистер Лагг с запозданием осознал свою ошибку.
— Ну этот, снапирин, — сказал он виновато. — Бросьте. Нечего в грязи копаться.
— Когда ты об этом слышал?
— Да сто лет назад. Несколько месяцев, наверное. На прошлой неделе, может. — Мистер Лагг мялся и смущался. — Я сразу переменил тему, между прочим, как и полагается всякому порядочному джентльмену.
— И где это было? В твоем жутком пабе?
— Может, в клубе. Не помню, говорю же вам.
Взгляд мистера Лага затуманился, но держался он необыкновенно величаво.
— В клубе! — воскликнул мистер Кэмпион с необычайной для него яростной горечью. — Провались они, все эти клубы. Господи, что за история! О, вот и звонок. Впусти ее, будь так добр. Где она пропадала?
Мистер Лагг приподнял брови, вернее, жировую складку, игравшую их роль, и выскользнул из комнаты. Мгновение спустя его голос загремел в коридоре:
— И не надейтесь. Это только мисс Аманда. Прошу, ваша светлость. Она его кинула. Нет, так и не пришла.
Аманда вошла в комнату с выражением безграничного сочувствия на лице. Не снимая своего длинного плотного плаща из кремового шелка, она присела на ручку кресла и испытующе посмотрела на Кэмпиона.
— Каков план?
Он улыбнулся. Ее заразительный энтузиазм неизменно воодушевлял, и он вдруг понял, что это качество будет присуще ей всю жизнь. Это была неотъемлемая черта ее характера, происходившая от страстного и доброжелательного интереса к самым неожиданным проявлениям жизни.
Читать дальше